Английский пациент

На все это я не реагировал. Иногда, когда он говорил, поднимал голову и встречал ее взгляд, в котором сквозило понимание моего невысказанного раздражения, а потом – сдержанная улыбка, ирония. Я был старше ее – и уже имел славу человека, который прошел десять лет назад от оазиса Дахла к Гильф-эль-Кебиру и составил карту Фарафры[88], знал Киренаику и не раз терялся в Песчаном Море. Мы встретились, когда все это уже было. Подобные заслуги отличали и моего друга Мэдокса, хотя вне Географического общества мы были неизвестны; были узкой прослойкой социума, с которым она столкнулась лишь благодаря замужеству.

Слова Клифтона, восхваляющие ее, не трогали нас. Он беззаботно расточал похвалы, не прилагая к этому никаких усилий. В пустыне повторять одно и то же означает лить воду в песок. Для нас, исследователей, было характерно совершенно иное отношение к словам. Жизнь во многом определялась словами, слухами и легендами, нарисованными маршрутами, надписями на черепках; каждый нюанс, каждый оттенок этих слов требовал проверки и подтверждения, для чего иногда приходилось пройти очень длинный путь.

Наша экспедиция была километрах в шестидесяти пяти от Увейната, и мне с Мэдоксом предстояло отправиться на разведку. Клифтоны и другие должны были остаться в лагере. Она уже все прочла и попросила дать еще что-нибудь. У меня с собой ничего не было, кроме карт.

– А та книга, которую вы читаете по вечерам?

– Геродот? Вы хотите ее?

– Я не осмелюсь. Если это личное.

– У меня в ней есть личные записи. И вырезки. Они мне нужны.

– О, было слишком невежливо с моей стороны попросить ее. Извините.

– Когда вернусь, покажу вам ее. Просто привык везде быть с этой книгой.

Я упаковывал вещи в палатке, когда она подошла – и произошел этот разговор с соблюдением правил приличия и учтивости. Клифтона рядом не было. Мы были одни. Я объяснил, что это более чем просто книга, и дама, не настаивая, откланялась. Я оценил ее такт и вежливость, хотя уже давно отвык от общества и изысканных манер. И мог спокойно уйти, не мучаясь угрызениями совести.

Через неделю мы вернулись. Нашли много подтверждений (хотя и не окончательных) своим предположениям и догадкам – и были в отличном настроении. По этому случаю в лагере решили устроить небольшой праздник. Клифтон был инициатором и сумел заразить всех.

Она подошла ко мне с чашкой воды.

– Поздравляю, Джеффри мне уже рассказал.

– Да!

– Вот, возьмите, попейте.

Я протянул руку, и она вложила чашку в ладонь. Вода казалась очень холодной после той жидкости во флягах, которую пили мы с Мэдоксом на маршруте разведывательной вылазки.

– Джеффри планирует провести вечеринку в вашу честь. Он пишет песню и хочет, чтобы я прочитала какие-нибудь стихи, но у меня другие планы.

Неожиданно для себя достал из рюкзака книгу и протянул ей:

– Вот то, что я обещал.

После еды и чая из трав Клифтон принес бутылку коньяка, которую припрятал специально для этого момента. Ее предстояло выпить целиком в тот вечер, когда Мэдокс рассказывал о нашем путешествии, а Клифтон исполнил забавную песню. Потом Кэтрин начала читать из «Историй» – о царе Кандавле и его царице. Эта история – в самом начале книги, и я никогда не вникал в суть, поскольку она не имеет ничего общего с теми местами и периодами, которые интересуют меня. А она выбрала именно ее.

«Этот Кандавл был страстно влюблен в свою жену и решил доказать, что она – самая прекрасная из женщин. Он описывал красоту своей жены Гигесу, сыну Дескила (потому что из всех оруженосцев больше всего любил его), восхваляя ее без всякой меры».

– Ты слышишь меня, Джеффри?

– Да, дорогая.

«Он сказал Гигесу: „Гигес, мне кажется, что ты не веришь мне, когда я рассказываю тебе о красоте своей жены, потому что от века заведено так, что мужчины ушам доверяют меньше, чем глазам. Поэтому я придумал, как ты можешь посмотреть на нее обнаженную».

Если бы я знал, что со временем стану ее любовником, как Гигес стал любовником царицы и убил Кандавла! Я всегда открывал Геродота, чтобы найти ключ к какой-нибудь географической загадке. Но Кэтрин нашла в этой книге окно в свою жизнь. Во время чтения ее голос был осторожным, а глаза не отрывались от страницы, словно ее затягивали зыбучие пески.

«Я знаю, конечно, что она самая прекрасная из женщин, но умоляю тебя не требовать от меня того, что незаконно делать с моей стороны.

Но царь ответил ему так: „Будь мужественным, Гигес, и не бойся ни меня за то, что я говорю такие слова, чтобы испытать тебя, ни моей жены, тем более что она не причинит тебе никакого вреда. Все, что я придумал, она не будет знать и не будет подозревать, что ты ее видишь».