Английский пациент

На главном этаже этого крыла здания, кроме кухни, библиотеки и разрушенной часовни, имеется еще застекленный внутренний дворик. Четыре прозрачных стены и стеклянная дверь, через которую можно попасть туда, где есть закрытый колодец и полки с засохшими растениями, которые когда-то буйно цвели в теплой комнате. Этот внутренний дворик все больше и больше напоминал книгу, раскрытую в том месте, где между страницами лежит засушенный цветок, или что-то такое, на что можно вскользь бросить взгляд, проходя мимо, но не обязательно заходить.

Было два часа ночи.

Каждый проник на виллу через разные входы: Хана – со стороны часовни по тридцати шести ступеням, он – с северного дворика. Войдя в дом, он снял с руки часы и положил в альков на уровне груди, где жил маленький святой – покровитель этого госпиталя на вилле. Она не увидит фосфорического циферблата.

Кип снял ботинки и остался в брюках. Фонарь, привязанный к предплечью, выключен. В руках ничего нет. Кип прислонился к темной стене прихожей, словно растворился в ней. Постояв немного во мраке, худой смуглый мальчик в темном тюрбане, с браслетом-«кара», который свободно висит на запястье, проскальзывает через внутренний дворик.

Он прошел на кухню, почувствовал в темноте собаку, поймал ее и привязал веревкой к столу. С полки взял банку сгущенки и вернулся к застекленному четырехугольнику внутреннего дворика. Провел рукой по основанию двери и нащупал маленькие подпорки. Вошел и закрыл за собой дверь, изловчившись в последний момент поставить подпорки на место – на случай, если Хана знает о них.

Потом он залез в колодец. На глубине около метра там есть перекладина, и вполне крепкая. Опустил за собой крышку и согнулся там, воображая, что они играют в прятки и она теперь ищет его. Начинает сосать сгущенку.

Хана знала: от него можно ожидать чего-нибудь в таком духе. Войдя в библиотеку, зажгла фонарик на предплечье и прошла к полкам, которые возвышались от пола до потолка. Дверь, ведущая из здания, закрыта, поэтому в коридорах никто не увидит свет. Только если Кип будет снаружи, может заметить ее через двустворчатую дверь.

Она медленно идет, время от времени останавливаясь, ища среди итальянских книг, преобладающих на полках, какую-нибудь случайно купленную былыми хозяевами виллы английскую, которую можно почитать пациенту. Ей нравились эти книги в итальянских переплетах – фронтисписы, цветные иллюстрации, защищаемые папиросной бумагой, их запах, даже хруст, когда вы открываете их слишком быстро, как бы ломая невидимые косточки…

Она снова останавливается.

«Пармская обитель»[86].

«Если я справлюсь со своими трудностями, – сказал он Клелии, – нанесу визит в этот живописный уголок Пармы, а вы не соблаговолите ли запомнить имя: Фабрицио дель Донго».

В дальнем углу библиотеки на ковре лежал Караваджо. В темноте ему казалось, что левая рука Ханы излучает свет сама по себе, будто намазана фосфорной смесью, и его по-разному отражают переплеты книг, темные волосы, ткань платья и закатанный рукав на плече.

Он вылез из колодца.

Круг света диаметром около метра, который исходил от ее руки, на несколько мгновений исчез, и Караваджо показалось, что между ними пролегла целая долина тьмы.

Хана взяла книгу в коричневом переплете. Когда она двигалась, одни книги появлялись, другие исчезали.

Девочка, безусловно, повзрослела. И сейчас нравилась ему больше, чем в то время, когда она была всего лишь милой доченькой своих родителей. То, какой была сейчас, было ее решением: она сама сделала себя такой. Он чувствовал: если бы встретил Хану где-нибудь на европейской улице, не узнал бы. В ту ночь, когда пришел на виллу и впервые увидел ее здесь, он был шокирован, но постарался не показать этого. В ее аскетическом лице, которое показалось холодным, была резкость.

Теперь он понял, что за последние два месяца привык к ней – именно к такой. С трудом верил, что ему нравилось ее преображение. Несколько лет назад пытался представить себе, какой она станет взрослой, и наделял будущий образ качествами, взращенными на питательной среде ее тогдашнего окружения. Тогда ему грезилась отнюдь не эта прекрасная незнакомка, которую можно было любить еще больше, потому что она была сделана совсем не из того, что он ей пророчил.

Она лежала на диване, повернув фонарь к себе, чтобы было удобно читать. Через некоторое время подняла голову, прислушиваясь, и быстро выключила фонарь.

Может, почувствовала, что не одна в комнате? Караваджо знал, что он шумно дышит и ему трудно сдерживать свое дыхание – не самые подходящие качества для человека его профессии, верно?

Свет зажегся на мгновение – и быстро погас.

Затем все в комнате пришло в движение, кроме Караваджо. Он слышал шум и удивлялся, что его не трогают. Здесь был этот парень из Индии.