Английский след. Детектив с элементами иронии и любовного романа

— Да с теми самыми. Колхоз наш в товарищество превратился, денег и раньше платили мало, а тут и вовсе шиш да маленько, работай парень задарма. Я как-то у Кирилловича скалымил пузырек первача, помог ему сено в стог метать, на тракторе с вилами такими, знаешь, скирды ставить. Значит, качу себе по деревне довольный такой, а тут он, председатель наш, на своей иномарке выворачивается из проулка. Останавливается возле меня и давай на всю честную улицу орать, пьяная ты морда, за колхозный счет соляру жечь, рубли себе сшибаешь, я тебя, сякого-такого, уволю. Сам денег не платит, завтра да послезавтра все обещает, вот и живи, Шурка, как хочешь. Сам председатель отгрохал себе домину, словно целый районный дом культуры, да машину иностранную купил, спрашивается, не за колхозный ли счет все это добро? А тебе уж и скалымить на пузырек нельзя. Я тут, значит, вгорячах и проучил его маленько. Развернул трактор и на него попер, он в машину прыг, а так же осень, грязь была, машина его возьми да и застрянь, уж лучше бы он уехал. Я поддел машину на вилы вместе с ним, высоко поднял, трактор перевесило, и он ткнулся в землю. Трактору чего будет, слегка вилы помял, а машине досталось, измял всю. А главное — председатель сильно перепугался. Думает, обратись он в милицию, ну дадут мне год с небольшим, а может, и вовсе условно. Подумаешь, кровопийцу немного попугал, судьи-то они тоже люди умные. Вот за машину платить заставят точно, а денег у меня и нет, он же их и не платит, откуда им взяться-то. Выгнать меня будет нельзя, лист исполнительный висит, вот этот гад и задумал засунуть меня в психушку, чтобы народ в деревне не мутил и его не трогал, а денег на машину он себе еще наворует. А я тут, как назло, с расстройства в долгий запой ушел. Председатель под конвоем организовал мне в райцентре медкомиссию в психушке, а там главврачом Герасимович работает, так он его приятель, оказывается, тот ему мясца привезет, то картошки, понял. Герасимович возьми да и признай меня не совсем нормальным, мол, приступы буйности у него бывают, вроде как белой горячки. Вот с тех пор там и состою на учете — как только запью, так меня сразу же и отправляют туда на лечение. Председатель на работу не берет, говорит, дурак ты и технику доверять тебе никак нельзя. Вот как хочешь, так и живи. А ты, Шурка, говоришь, почему я не женюсь. Кто же за меня теперь пойдет, если я для всех дурак.

Шурка еще раз потер затылок, где у него болела рана, и сказал:

— Ну что ты, Федя, ты нормальный парень. Будешь у нас в Москве, обязательно заезжай в гости, я тебе адресок с телефоном оставлю. — И Шурка полез в сумку доставать листок с ручкой.

— Тогда давай еще по одной выпьем.

— Федя, а может, уже хватит, а?

— За дружбу, Шурка! Ты погоди тут, я сейчас в погребок сбегаю, бочковых огурчиков принесу, под них-то оно лучше пойдет, вот увидишь.

Через час Шурка вырубился. Сны снились кошмарные: черные змеи выползали из-под пола и, шипя, норовили укусить за ногу. Он пытался убежать, но кто-то крепко держал ногу. Проснулся в поту, вокруг темнота, в полу провалилась доска, в грязи увязла нога, он с трудом оттуда выбрался. Рядом как ни в чем не бывало храпел Федя. Саша переполз через спящего и забрался под лавку в надежде, что здесь змеи его не достанут. Проснулся он не столько от яркого света, направленного прямо ему в глаза, сколько от толчка в бок.

— Просыпайтесь, ухари! Хватит, погуляли! Так, а бутылочки-то из магазина будут, попались голубчики, — говорил милиционер, освещая фонариком этикетки на бутылках. — Федька, вставай! — И пнул его тоже ногой. — Доколе твое безобразие продолжаться будет?! Эй ты, у тебя документы есть? — спросил милиционер у протирающего глаза Саши, так до конца ничего еще и не понявшего.

— Сумка чья лежит, бери ее и ступай на выход, и ты, Федька, тоже, там будем разбираться, кто таков твой дружок.

На улице светало, слышался ленивый перезвон петухов, от речки до забора клубами стелился туман. Из некоторых труб ближайших домов уже потянуло дымком.

— Ах, мерзко! — поеживаясь, сказал Федя, выйдя на улицу с мятым лицом. — Опохмелиться бы для начала не мешало, а, начальник?

— Ты что, дурачина, думаешь, тебе и на этот раз все с рук сойдет? Это, милок, уже кража, за это и полудурка посадить могут. А вот твоего дружка посадят точно.

— Да ты че, командир! Шурка мой друган, из Москвы к нам пожаловал, понял? Он это, как сказать, ну, в вашем деле тоже сечет, то есть в делах шибко грамотный, — взялся нахваливать своего нового приятеля Федя.

— В делах, говоришь, шибко грамотный, умеет, значит, магазинчики чистить, так получается?

— Да нет, командир, ты меня неправильно понял.

— Что же он из Москвы в нашу глушь забрался, а? Ты, москвич, ты в розыске, случаем, не находишься?

— Вроде бы нахожусь, — ответил с грустью Саша с заспанным лицом, широко зевая и потягиваясь. Он с детства был приучен всегда говорить только правду, а тут, с большого похмелья, сразу и не сообразил, что в этом случае можно было и соврать или объяснить всю ситуацию честно от начала до конца. Но вышло все по-другому.