Angst

Правда в том, что любое общество слишком разнородно и аморфно, и попытки измерить его общим аршином сродни той самой попытке вычислить среднюю температуру по больнице. Оно довольно спокойно впитывает и переваривает любые идеологии и взгляды, кроме уж слишком радикальных. В отличии от небольших групп с четкой идеологией. Мне вот совершенно плевать, кошерны ли яйца, что я ем или халяльный ли лимонад я пью. А вот ортодоксальным верующим – нет. Меньшинства, неважно какого сорта, менее толерантны к нарушению своих заветов: попробуйте заикнуться о позитивной дискриминации в каком-нибудь радфем паблике – вас тут же предадут анафеме вне зависимости от вашего пола и цвета кожи. По этой причине, корпорациям, продюсерам и политикам проще подстроиться под меньшинство. Ведь абстрактному Голиафу плевать, поддерживаете ли вы чернокожих трансгендеров или нет – они приходят послушать музыку или купить газировку. А вот Давид может и объявить вам бойкот, если заподозрит вас в неверности принципам сообщества, не купит билет, бутылку лимонада и уж точно не проголосует за вас на выборах. Именно поэтому селебы и корпорации так истошно орут о своей прогрессивной толерантности – ничего личного, просто бизнес. Повестку подхватывают СМИ, которым тоже нужно делать рейтинги, и спираль молчания снова начинает раскручиваться. Не верите? От 54 до 88 процентов студентов американских колледжей бояться высказывать свое мнение из-за страха столкнуться с негативной реакцией окружения.

«Взгляды одной лишь части нации казались мнением всех и именно поэтому вводили в неодолимое заблуждение как раз тех, кто был виной этого обмана» – А. де Токвиль.

Когда человека постоянно называют изгоем и отступником, постоянно перебивают, бьют дубинкой по зубам и не дают высказать свое мнение, его рука начинает медленно тянуться к револьверу. Можно рисовать сколь угодно далёкий от реальности портрет общественности, но, когда все эти мнимые отщепенцы, которые считались маргинальным меньшинством, чьё мнение считалось неприемлемым, вдруг оглянутся и поймут, что два процента дерьма – это не они, а те подданные Италии и Британии, что лили им в уши помои, маятник качнётся в другую сторону. Когда ты чувствуешь силу, силу реального, а не мнимого большинства, возникает стойкое желание отыграться за обиды прошлого. Отыграться по полной. Так что, да, заткнув клапан аварийного сброса давления, противный свист, который так раздражает вас, действительно исчезнет. Только вот котёл от этого может разорвать.

12.08.19

Конечно, можно попробовать сшить лицо этому франкенштейну из фактов. Из этих же фактов можно попробовать собрать пазл с картиной «объективной реальности». Однако, правда в том, что, крутя в руках кусочек этого самого пазла, можно ненароком положить его не на своё место – и он всё равно прекрасно впишется! Объективно, в моём кармане до сих пор отсутствовали сигареты, что повергало меня в уныние и несомненно являлось для меня наимерзотнейшим фактом. Однако для хирурга, что будет через пару десятков лет вырезать из меня опухоль – скорее, хорошим, ведь ковыряться в очередной тушке придётся меньше. Реальность преломляется в зависимости от точки зрения наблюдателя – это давно уже не откровение. Гораздо сильнее удивляет то, насколько истончилась линия, что отделяет сухой факт от субъективного мнения, фейк-ньюз от сводок газеты «Правда» на холсте с этой самой «объективной реальностью». А ремесленники слова, что величают себя журналистами, своими перьями только ещё больше размывают этот едва различимый контур.

Сатанинские перья

О том, почему журналисты всегда служили диаволу.