Аниара

Я безымянен. Я — служитель Мимы
и называюсь просто «мимароб».
Я приносил присягу «Голдондэв».
Когда я испытания прошел,
из перфокарт мое изъяли имя.

Красавице-пилоту Изагели

определил придуманное имя
ее особый аниарский статус.

А как ее зовут на самом деле,

она шепнула мне. Но это — тайна.

От этой тайны у нее глаза

сияют неприступно и прекрасно:
таинственность бывает светоносна,
когда важнее тайна, чем краса.

Она кривую чертит; в полутьме

пять ноготков посвечивают мягко.
 — Вот здесь следи за ходом мысли, — говорит, -
где от моей печали тень лежит.

И встала Изагель из-за стола.

Как мысль ее блистательно светла!
Молчим. Слиянье наших душ тесней
день ото дня. Я поклоняюсь ей. 

35

Суровый космос возвращает нас
к забытым ритуалам и обрядам,
явлениям доголдонских времен.
И вот четыре аниарских веры:
культ лона, и зазывные йургини,
и общество хихикающих терок,
и та, с колоколами и распятьем, —
явились в космос, требуют местечка
у вечности, в чудовищных пустынях.

А я, служитель Мимы, мимароб,

ответственный за крах людских иллюзий,
всех разместить обязан в склепе Мимы,
всех согласить: кумиров и богов,
обрядовые танцы, пантомимы,
и выкрики, и звон колоколов. 

36