Аниара

Я часто видел женщину из Гонда
сидящей с мужем в зале наблюдений;
они узлы держали наготове,
годами приземленья ожидая.
На эту пару многие смотрели
с иронией космически-холодной,
но муж с женой смиренно ожидали,
когда же станет видно берег Лиры.

Простые их сердца не забывали

ни запах тмина от родных лугов,
ни хлеб, который женщина пекла
в печи, теперь навек осиротевшей.

Вперяя взгляд в Космический Проспект,

сидят, припав друг к другу, много лет —
никто из смертных не заметил, сколько —
отмет прошедших лет как будто нет
на муже и жене — лишь седина.
И вот осталась женщина одна.
Сидит, о прошлом думает она:
как жили в Гонде люди в старину,
покамест не покинула страну
Последняя Чета под вой сирен,
начав бессрочный бег от милых стен.

На взлетном поле Голдона они,

в слезах припав друг к другу, навсегда
долине Дорис молвили «прости»,
с молитвой поручив себя Судьбе.

Я наблюдал: сидит из года в год,

сидит вдова безмолвно у окна,
а мы, в Земле Обетной изуверясь,
из этого окна ведем пальбу,
нацелясь хитроумно на Судьбу. 

64

Сгорели мы в Ксиномбре.
Сгорели — поумнели.
Мы будем вам являться,
чтоб вы нас не забыли.

Как снег, шел пепел. Памятник Ксиномбре

за годы вырос.

Очнетесь вы — ваш грех из нашей муки

мы тянем к вам:
обугленные руки.

Столб пепла из Ксиномбры шел

по Ринду,
на пятый день достиг он моря,
а на седьмой пришел на мыс Атлантис.
Но и в открытом море
спасенья людям не было:
медузы умерли,
и осьминоги всплыли на поверхность.

И пепел лег на водяное зеркало,

как ряска смерти.

И демоны, и водяные ангелы

все умерли равно.

Теченьем мысли были боги втянуты

в гольфстримы смерти.

Молотом знаний

жахнул гений-мясник
в убойное место Ксиномбры.
В третий раз она умерла.
О, драгоценность. 

65

Мы заслонились грезами
от ксиномбрических воспоминаний,
сном полным жизни,
славным забытьем.

Душою каждый

преобразился поразительно,
повадившись
парить по разным измерениям.

Исчезла точка боли тягостной.

Мы четко ощутили:
лопнула.
И расползлось
в душе блаженство,
и Аниары больше нет,
и нет Шефорка, и никто не спросит,
куда исчез и как.
Легко душе — и все вокруг легко.
И даже Изагель втянулась.

Либидель и все либидницы

и дормифиды порхают
в виденьях аниарцев,
от росы свежи,
в предутреннем лесу. 

66

Несчастные все глубже погрязают
в эдеме, нам не делающем чести.
Но только чары зелья исчезают,
эдем неуловимо ускользает —
вопящие ксиномбры мчатся к нам,
как будто поклялись в бессрочной мести. 

67