– Ты так не ори. А то она опять сбежит куда-нибудь. Не видишь, она громких звуков не любит... – Тарутин вернул беглянку на кровать, почесал её за ухом и, снова подняв за шкирку, протянул Яне: – На. Спросишь свою Люсю...
Машук проводил страждущим взглядом свою утраченную добычу, а Репка разозлился.
– Зачем сумасшедшей крыса? Давайте сами... – он запнулся. Чуть не сказал «поиграем»! Не солидно-то как!
– А как я её понесу? – растерялась Яна. Трапеция уселась у неё на плече – так же, как сидела у Машука – и начала умываться.
– Как я носил!
– Ты не носил, ты носился, – сказал Тарутин. – Хорошо, хоть не заметили... Дурень – он и есть дурень... За пазухой, наверно! – переключился Тарутин на Яну. – Хотя... – критически оглядел он её водолазку.
– А чего бояться? – продолжал недоумевать Машук. – На посту-то сёдня – Валя!
Валю бояться никто и не думал. Она была «добрая» – никого не бралась воспитывать (что водилось за нудной Ингой Константиновной), ни на кого не жаловалась (как Диля). Обычно она, опершись кулачками о стол и придерживая трубку плечом, мычала в неё что-нибудь одобрительное («Ну, ну, ну...», «Мугу, мугу...») или чуть ли не до слёз сокрушалась («Ну что ты!..», «Ну нет!», «Я же говорила!..»). Когда её отвлекали, она не сердилась. Только морщилась. Гусиные лапки ранних морщин превращались в лапищи. Но только на одну секунду. А потом – всегда очень заинтересованно – она спрашивала: «Что-что-что?». Захарченко её как-то передразнила: «Фто-фто-фто? Нитиво-нитиво-нитиво!». И действительно – ничего! Ничего Захарченко за это не было, хотя она Вале в дочки годится. Валентине Алексеевне. Более того, попало этой самой Валентине Алексеевне. Казакова терпеть не могла этих «мугу» на посту!.. Опасалась Яна не Валю. А Казакову. Хохлачёву. Да мало ли... Мало ли, кроме Вали!
– Машук, а ты правда у нас такой... герой? – спросил Тарутин настолько фальшивым голосом, что ни один человек на белом свете не подумал бы, что это всерьёз. Вернее, один бы подумал. И он подумал. Он, конечно, немного опешил от такой неприкрытой лести, да ещё и из уст Тарутина. От смущения он даже пару раз подпрыгнул на месте, потом надул щёки, хлопнул по ним изо всех сил и только потом сказал:
– Йес!
– Вот и проводи их... до чего там? до кого? До Люси?
Но Машука это предложение не заинтересовало. Одно дело – носиться со «своей» крысой, честно пойманной, наверняка дикой, и совсем другое – помогать тащить чужую да ещё и домашнюю. К тому же – «проводи»! Не хватало. Он не «джентльмен» какой-нибудь!