Аниматор

Картошечку на нем разжарить – это же просто песня, Веруся. А от мезгирного, будь оно неладно, у меня в животе одни уголья… Оно ж, бляха, как машинное, точь-в-точь. Им самосвалы смазывать… а ты – в картошку!

– Другого у меня нету, – непреклонно ответила жена. – Принеси оливкового – буду на оливковом жарить!

– Ишь ты, принеси, – буркнул Корин, разрезая кусок мяса. – Мало я приношу…

– Ты мно-о-о-го приносишь! Ты уже просто весь из сил выбился! – воспламенилась вдруг она. – Наносил, гляди-ка на него! Из всех углов выпадает! Только и ищешь, как бы глотку себе залить!.. Носит он!

– Ты что орешь-то? – спросил подполковник, поднимая хмурый взгляд. -

Ленку разбудишь.

– Ох, посмотрите на него! – Веруся выкатила немалую свою грудь, столь любимую подполковником в первые годы супружества, и уперла руки в боки. – Заботливый отец, а! Приходит – двух слов связать не может! Здрасьте вам – папулечка явился!

– Ну хватит! – рявкнул Корин, стукнув вилкой. – Ты что завелась? Мне по делу нужно было! Понимаешь русский язык?.. Это же Гулидзе! К нему как попадешь – насилу вырвешься…

– У тебя всех дел – водки нажраться, – заметила Веруся, несколько пригасая. – Какие у вас с ним общие дела могут быть? Что ты мне голову морочишь? Я что, не знаю, где Гулидзе служит?

– Говорю – по делу, значит – по делу… Потом, конечно, выпили по граммульке. Ты Шурика знаешь – от него сухим не уйдешь.

– То-то от него жена ушла… сухая! – хмыкнула она.

– Да ладно тебе. Вот расшумелась с утра пораньше… Ты же знаешь – военному человеку что важно? Военному человеку важно, чтобы тыл был закрыт! Ты, Верусечка, мой тыл! Вот им и занимайся. А что на передовой, какие там дела – тебя волновать не должно. На передовой свои командиры – разберутся. Ты, главное, тыл обеспечивай! Мы с тобой тогда, знаешь! – Он потряс кулаком, а потом обнял жену. – Мы тогда – Суворов! Кутузов! Всех, бляха, в лепешку расшибем! А?

– Болтун ты, Корин. И пьяница, – вздохнула Вера, упираясь кулаками в его грудь, но уже не враждебным, а почти ласковым движением. – Ну тебя!

На улице было свежо, и он с удовольствием чувствовал, как улетучиваются остатки вчерашнего дурмана. Хохотушка Валечка из канцелярии штаба, к которой набились в гости, раскрасневшись от рюмки-другой очищенной, оказалась вдруг необыкновенно весела и податлива; но, когда Корин начал подмигивать Гулидзе, чтобы он удалился по каким-нибудь важным делам, тот сделал вид, что не понимает. “Все он понимает, баран кавказский, – со злостью (однако со злостью дружеской – сопернической, а не вражеской) думал сейчас

Корин, вспоминая вчерашнее. Смеющееся, усатое и оскаленное лицо

Гулидзе скользило по деревьям бульвара и клочковатому бело-голубому небу. – Все он, козел такой, понимает!..” Короче, пока мерялись теми вещами, какими у мужиков от веку заведено меряться, пока балагурили да перемигивались (Валечка тоже все понимала и заливалась пуще; еще и пуговка у нее, у сучки такой, невзначай расстегнулась, да так ловко расстегнулась, позволив чуть не до сосков любоваться влажными полукружьями полной груди, что Корин стал сомневаться, стоит ли

Гулидзе выпихивать, – тут вроде пахло уж совсем жареным), заявился вдруг ее благоверный, здоровенный прапорщик, только с вертолета, потный, пыльный, злой и с полным подсумком сладкой желтой боярки – должно быть, для милой женушки. От водки отказался наотрез, а глядел

(в нарушение всяческой субординации) такими волчьими глазами, что комсостав немедленно нахлобучил фураги и через минуту уже с достоинством сыпался по ступеням крыльца. Отойдя метров на сорок, грохнули. “Хорошо еще, не застрелил!” – давился Гулидзе, утирая слезы. “При чем тут! Спасибо сказать должен! – пьяно хохотал Корин.

– Когда еще ее так раскочегарят!..”

Теперь он шагал по сухой и зеленой, но уже шуршащей палой листвой улице и невольно улыбался.

Однако подходя к воротам КПП Корин снова вспомнил историю с Касаевым

– затянувшуюся, опасную историю, на каждом повороте которой можно было свернуть шею (не только в переносном, но даже и в самом прямом смысле), – и настроение моментально испортилось.

Сегодня предстояло ее завершение… “Тьфу, бляха!” – с досадой подумал он, окончательно нахмурился и остановился, чтобы обозреть солдата Чекменева.

– Ну что вылупился? – недобро спросил Корин.

– Здравия желаю, товарищ подполковник! – отбухал находчивый

Чекменев. Он стоял у дверей с красной повязкой на рукаве, вытянулся при появлении командира, подворотничок имел совершенно чистый. А также ремень, затянутый на должную дырку.

Корин попусту поиграл желваками и спросил недовольно:

– Касаев в части?

– Так точно!

– Ко мне его! Да пусть не валандается…

– Есть не валандается! – весело отозвался Чекменев.

Корин хотел вроде еще что-то сказать, но только сморщился и пошел по выметенной дорожке к двухэтажному зданию штаба.

Начпрод дивизии капитан Мирзаев был на месте.