Аниматор

Я понимал, что она не знает, чего от меня сейчас ждать, и боится, что я встречу ее не любовью, а ненавистью. Но и сам я слишком много пережил за это время, чтобы сделать вид, будто мы расстались полдня назад. Время текло, вымывая из-под ног крупицы почвы, каждая секунда грозила стать последней, я то и дело сглатывал слюну, но не мог почему-то сказать ничего живого, имеющего отношение к делу. Должно быть, физиономия моя в какую-то секунду отразила эту муку, потому что, когда я через силу все-таки хрипло выдавил “Клара!”, она посмотрела наконец мне в глаза, потом всхлипнула, обмякла и ткнулась щекой в грудь.

Я гладил ее по голове (рука казалась деревянной), сказать мне было совершенно нечего, да я и не хотел говорить, потому что глаза чертовски слезились, и я боялся, что с голосом тоже может выйти как-нибудь не так.

– Хотела тебя сфотографировать, – сыро проговорила она. – Но не решилась. Вдруг тебе не понравится… Дай платок, пожалуйста.

Я взял у нее кофр, а взамен протянул платок. Клара вытерла слезы, высморкалась, улыбнулась – и я понял, что это она, ничуть не другая, моя Клара. Только немного пополнела, что ли? Да, пополнела. Но лицо было осунувшимся. Я обнял ее и стал целовать прохладные щеки.

– Все, все, все, – повторял я. Мне даже в голову не пришло спросить, где она была все это время. – Больше никогда… правда? Это ведь я сам виноват, да?..

Она кивала, закрыв глаза. Но вдруг с усилием отстранилась и сказала:

– Подожди.

Клара смотрела на меня, однако это не был тот прямой, ровный и любящий взгляд, что я ценил так же высоко, пожалуй, как свет солнца и сияние неба. Нет, сейчас в нем читалось какое-то волнение… чуть ли не страх.

Я тоже почувствовал тревогу и неуют.

– Понимаешь… – Она замялась, кусая губы и не сводя с меня глаз. -

Я должна… мне…

– Что?

– Мне нужно сказать тебе… я не знаю, как ты…

Я шумно перевел дыхание – не хватало воздуха.

– Не знаю, как ты отнесешься, но…

– Господи!

– У меня… у нас… то есть…

– Ну?

– У нас дочь, – сказала она.

Я не понял. Какая, к черту, дочь?

Разумеется, я все понял – потому что мольба в глазах, с которой ожидала ответа, говорила сама за себя.

– У нас дочь, – эхом повторил я.

– Дочь, – кивнула она. – Я…

– Погоди!

Все-таки мне нужно было какое-то время, чтобы земля и небо снова поменялись местами, приняв подобающее им положение.

– Ты говоришь: у нас дочь. Это правда?

Она кивнула.

– То есть все это время ты…

Должно быть, в моем голосе ей послышалась угроза.

– Потому что я боялась! – сказала Клара, отважно встряхнув своим хвостом. – Я боялась, что ты отправишь меня на аборт!

– Аборт, – произнес я. Честно сказать, роль горной нимфы, умеющей произносить только окончания фраз, мне уже несколько надоела.

Клара молчала.

Я долго пытался проглотить слюну. Пауза затянулась. В конце концов я выговорил:

– Где?

Она пожала плечами.

– У мамы.

– В Каргополе?

– Ну да…

В ее взгляде появился легкий интерес. Я понимал: сама она уже все пережила – и разговор этот пережила в разных его версиях, и встречу нашу пережила, и разлуку – или неразлуку – тоже пережила, – и теперь смотрела на меня любопытствующим взглядом естествоиспытателя, желающего знать наконец, по какому из двух мыслимых путей пойдет запланированный эксперимент.

– Сколько? – просипел я.

Она снова пожала плечами.

– Полтора месяца.

– Полтора месяца…

– И четыре дня, – добавила Клара каким-то неприятно легковесным и независимым тоном.

Меня шатнуло.

– Но ты… но вы… но я…

– Что?

Я прокашлялся.

– Я говорю, я… то есть ты…

Мне показалось, что она заскучала.

– Ты! – прохрипел я. – То есть я хочу сказать, я…

Она мельком взглянула на меня и взмахнула своими зонтичными ресницами.

– Что?

– Ведь ты не… я тоже, да? Мы будем жить вместе?

Клара рассмеялась.

Потом расстегнула кофр.

И, когда я только начал догадываться, что она согласна, ослепила белой звездой фотовспышки.

Вечер мы провели почти бессловесно – зато не отводя глаз друг от друга. Примерно так же прошла и ночь. Утром я позвонил Тельцову и сказался больным. После чего превратился в юлу. Мы носились по городу из конца в конец как наскипидаренные. Но все успели. Клара постриглась. Я купил билеты. В результате ряда набегов на различные магазины наше жилье обогатилось кроваткой и сопутствующими мелочами.

Именно их оказалось столько, что они заняли большую часть гостевой комнаты. Впрочем, гостевая комната все равно теряла свой статус. Я отдал аванс ремонтной фирме, и за время нашего отсутствия гостевая должна была превратиться в детскую. В шестом часу вечера мы вернулись из “Бау-Мейстера”, и я поставил в угол две толстенные связки обойных рулонов.

Поезд отходил в 23.40 с Ярославского. Вечер был совершенно свободен.

Но оказалось, у Клары уже есть некоторые наметки на тот счет, как он должен быть проведен.

Должно быть, я выслушал ее предложение с довольно кислой физиономией.

– Ну хорошо, – сказала она. – Если не хочешь, давай не пойдем.

И посмотрела на меня с нежным вопросом во взгляде.