Анюта — печаль моя

— Сил больше нет дожидаться, когда же вернется папка!

Надо было его пристыдить, утешить, почему же Анюта промолчала? Давно уже перешел Витька на ее руки. Мамка весь день на ферме или на огороде, в сумерках вернется, ляжет на свой топчан лицом к стене и затихнет. Так они и жили. Анюта первая заметила, что витькино лицо и руки обметала коричневая корочка. Это с ним и раньше бывало. До войны фельдшер делал ему уколы, а в войну немец-доктор давал мази. Но в такую распутицу до Мокрого к фельдшеру или к бабке Шимарихе не добраться, в колхозе даже тяжело больным не давали лошадь. Еще через день Витька захрипел и стал кашлять.

— Ничего, мы его малинкой отпоим, у меня малинка есть сушеная, — говорила крестная. — Скоро полезет молодая крапива, щавель, мы ему щей зеленых наварим, и вся короста сойдет.

Потом дядя Сережа заметил: что-то погрустнел наш Витька, молчит, не заболел ли? К вечеру парень вдруг запылал жаром. Решили — простыл на дороге, уложили его на горячую лежанку, напоили малиной. Утром Анюта оставила ему еду на табуретке, наказала в сенцы босиком не выскакивать и побежала в школу. В школе ей было тревожно, еле высидела два урока. Примчалась домой — все, что приготовила ему из еды, осталось нетронутым. Чтобы Витька не съел хлеб и кашу, такого она не помнила.

Вот тут они испугались не на шутку. И мамка очнулась и стала прежней. Попричитала над Витькой: родненький мой сыночек, что ж нам с тобою делать, и решила бежать в Мокрое в больницу. Фельдшерку она не застала, та ушла куда-то в дальнюю деревню. Тогда мать бросилась в контору и умоляла ради Христа позвонить в район, чтобы прислали доктора. Секретарша Карпова ей сказала: «Теть Саш, ты в своем уме, твой парень простыл, так ему доктора вызванивать аж из района. Вечером или завтра зайдет фельдшерка, так мы ей накажем».

Домой мать вернулась понурая, опустилась на лавку и долго сидела пригорюнившись. Они ее боялись расспрашивать, и так все понятно. Фельдшерку не дождались ни на другой, ни на третий день. Передала она с кем-то из мокровцев, что дома не сидит, вздохнуть некогда, как много больных. Заглянет как-нибудь на днях, когда придет в Козловку. Но толку от этого будет немного, потому что лекарств давно нет никаких, так что пускай обходятся своими средствами — поят малого травами и греют на печке. Мать, услышав это, только руками всплеснула:

— Никому мы не нада, бабоньки, ни мы, ни наши дети, куда бежать, кого просить!

Доня принесла стаканчик меда, дед Устин — баранку. Но Витька даже баранку, размоченную в молоке, сеть не стал, на мед не глянул. Крестный пошел к Карпу просить лошадь, свезти парня в больницу, на станцию. Но тут, как назло, после оттепели сильно подморозило и снова задул ошалелый ветрище. На улице даже дышать было трудно. Кот залез в печурку, деревья жалобно нахохлились и поджали, как ручонки, голые ветки. Пешеходы по обледенелым дорогам ходили, как слепые, осторожно шаркая лыковыми калошами. И Настя кричала:

— Не дам мучить парня, пока довезете его по такому холоду, только растрясете и заморозите.

Ночью Анюту разбудил ветер. Он гулко ухал в стену хаты, словно боком толкал, оконные стекла испуганно дзенькали в ответ. Мать сидела в изголовье Витькиной постели, покачивалась из стороны в сторону, как заведенная. Мерцала лампадка в углу, под образами, и в ее уютном свете Анюта разглядела широко распахнутые мамкины глаза, а в них — ни страха, ни боли, только покорность и усталость.

После этой ночи Витька прожил еще два дня. Анюта сидела рядом, дожидаясь, когда он придет в себя, скажет что-нибудь, пыталась напоить его с ложечки. Но он только спал или бредил. Утром она пошла на дойку вместо матери, а когда вернулась, Витьки уже не было на свете. У стола сидели две старушки-соседки, тихо переговаривались. Эти старушки смерть словно издалека чуяли, покойник еще не успеет остыть, они тут как тут.

Анюта кинулась за занавеску в спальню. Там на кровати лежал Витька со смиренно сложенными на груди руками. А возле него сидела в тихом безумии мамка. Одна из старушек быстро подставила Анюте табуретку, ласково погладила по плечу, нашептывая что-то утешительное. До вечера то и дело хлопали двери, заходили соседи и родня. Ворвалась шумная, громкоголосая Настя, пала на колени у кровати и запричитала: а милая моя детынька, а что ж ты наделал, какое ж ты нам горюшко учинив! Женщины громко заплакали, а Анюте захотелось убежать куда-нибудь далеко-далеко, только бы не слышать.

Крестный и деды молча постояли у кровати, понуро свесив головы. Потом тихо поговорили, примерили на глаз и пошли во двор сколачивать гроб. Настя затопила печку, загремела ведрами. Покойник в воротах не стоит, а свое возьмет: все были заняты делом, сдвигали столы под образами, грели воду.

— Саш, надо малого обмыть, — осторожно заглянула в спальню крестная.

Но кума ее не слышала. Тогда бабы подняли мамку, как куль и усадили на лежанку. Она не сопротивлялась. Анюте велели одежду подобрать и унесли Витьку обмывать к печке.