Анклав

Ловчий отрезал кусок мяса и поднял его на острие кинжала — чтоб остыло. Куска мне хватило на один укус. Я б еще от одного такого не отказалась, но посмотрела на жаркое и поняла — и так на всех еле хватит.

— Теган очнулась?

Невидимка покачал головой:

— Нет. Она так и не пришла в себя. Все маму зовет.

— Нам надо идти дальше, — проговорил Ловчий и принялся забрасывать костер влажной землей.

— Нет! — Я аж подскочила.

Меня повело, боль снова напомнила о себе. И как напомнила… Я схватилась за бок, к горлу подступила рвота. Только бы не вырвало, мне нельзя оставаться без еды…

— Ты хочешь, чтобы мы здесь заночевали? — тихо спросил Невидимка.

Да не только заночевали! Я не могла им объяснить — моя уверенность вообще была необъяснима. Но Шелк что-то пыталась до меня донести. Что-то важное. Что-то по поводу огня. Мы должны оставаться на месте и не гасить костер. Я точно знала: если мы потушим костер и убредем дальше, мы умрем. И никто никогда про нас не узнает. Никто и никогда не узнает, что мы вообще жили на свете.

Но я не могла облечь все это в убедительные слова, и потому просто сказала:

— Ну, да. Может, она к утру поправится.

Но она не поправилась.

К утру Теган металась в жару, да таком, что мог сравниться с огнем костра, который мы, кстати, старательно поддерживали. Я обмыла ее остатками воды и попыталась влить немного жидкости в рот. Она стонала, плакала и бредила. По щекам текли слезы, текли и текли, пока Теган не выплакала их досуха.

Я увидела лицо Ловчего и поняла, что он хочет сказать. «Мы можем избавить ее от ненужных мучений. Прекратим ее страдания и двинемся дальше — пока все мы не ослабли, как она». Если бы я слушала то, что говорил мне мой Охотницкий внутренний голос, я бы с ним согласилась. Но теперь во мне было много голосов.

— Дадим ей шанс, — тихо сказала я. — Подождем до ночи. А вы пойдите и поищите воду. И хвороста.

Брови Ловчего поползли вверх:

— Я от тебя только и слышу, что про этот огонь. Ты на нем прямо помешалась!

Да, помешалась. «Не дай огню погаснуть», — сказала Шелк. Я видела в этих словах обещание — вы выживете, если костер будет гореть. И я не подведу наставницу.

— Я пойду на охоту, — заявил Невидимка. — И в этот раз принесу больше мяса.

— Спасибо.

Впрочем, гораздо больше меня беспокоил не ужин. Гораздо больше меня беспокоило отсутствие достаточного запаса воды и хвороста. Вот без этого мы точно не выживем.

Они ушли, а я принялась шептать Теган на ухо. Всякие словечки, которые мне давным-давно когда-то нашептывали Производители. И те, что я вычитала в азбуке:

— А — это аист…

Она плакала во сне. И вдруг начинала улыбаться. А однажды открыла глаза и попыталась сесть, но смотрела куда-то сквозь меня. Я отвела мокрые от пота волосы с ее лба и испугалась: а вдруг она умрет, а я так и не успею сказать ей, какая она хорошая? Как она важна для нас для всех…

— Не умирай, — попросила я. — Ты моя единственная подруга.

Она была не такой, как все. Ничего не требовала. И с ней мне было легко — мы обходились безо всяких двусмысленных ситуаций. Я могла с ней поговорить — и все, разговор с ней был просто разговором. И Невидимке не на что обижаться — разве что я скажу про него что-то неприятное. Ну и что, с другой стороны, пусть слышит, мне не жалко…

Я стала лучше понимать, почему Невидимка так горевал по Флажок и Перл. Мне-то раньше никогда не случалось потерять друга — вот так, прямо на глазах. Я и тел-то их не видела. Я просто думала, что Наперсток и Камень погибли. Вместе со всем анклавом. Невидимка правильно сказал: когда друг умирает у тебя на глазах, это тяжело. Теперь я его хорошо понимала. И жалела, что ничего не исправишь уже. Если б можно было повернуть время вспять и снова оказаться в том месте и в то мгновение! Я бы попыталась утешить Невидимку, поговорить с ним. Но тогда и там я не знала, что он нуждается в утешении.

— Не уходи, — прошептала Теган.

— Я никуда не собираюсь уходить. Я буду сидеть с тобой столько, сколько нужно.

— Не уходи, мама. Не люблю, когда ты уходишь…

Она вцепилась мне в руку — хотя какое вцепилась, пальчики и так были слабые, а сейчас и вовсе обмякли, но видела не меня, а кого-то другого. Я представила себе ее маму, как она выбиралась из укрытия на поиски еды, а Теган оставалась совсем одна. В анклаве я никогда не чувствовала себя одинокой.

А еще я поняла: сила — она тоже разная бывает. Сила не всегда в умении драться на ножах. Или в готовности вступить в бой. Иногда сила проявляет себя в выносливости, черпается как из глубокого колодца со спокойной водой. Сострадание и умение прощать — это тоже признаки силы, а не слабости.

Ребята все не возвращались, а Теган притихла. Но притихла не по-хорошему, не умиротворенно, как бывает, когда спадает температура. Нет, она просто истратила все жизненные силы и теперь лежала и тихо умирала.

Первым пришел Невидимка. Он принес несколько птиц и кролика. И воды — он поставил ее кипятиться в котелке, который мы захватили с нашей зимней квартиры.

— Я нашел пруд. Мелкий и грязный, но ничего, сойдет…