Читаем Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться полностью

Видите ли, история любого человека не поддается рассказу другого человека. Что касается истории жизни Ахматовой, она больше меня. Я могу сказать о ней только в меру своего понимания каких-то вещей. Это будет более или менее анкетная история. Родилась в 1889 году, отец морской инженер, мама в молодости была в «Народной воле». Семья небогатая и неблагополучная, не просто небогатая, а с очень небольшим достатком. На самом деле, разговор о Херсонесе, о роскошном херсонесском детстве-отрочестве ведь идет исключительно как о месте – б) историческом и а) – где она не вылезала из воды. «Я плавала, как щука» или «Я плавала, как птица». С детства она была лунатичка, лунной ночью выходила на крышу. Близкие боялись за нее. Вот эта строчка: «И вот я, лунатически ступая, вступила в жизнь и испугала жизнь»…


Павел Крючков: Спасибо. Кто-то замечательно сказал, что кино очень хорошая вещь, только зрителю приходится все время трудиться. Что это значит? – спросил другой кто-то. Ну, допридумывать. Видно было не очень хорошо, но слышно, по-моему, было хорошо. И видно было… Снег чудесно был. И сейчас я прошу Александра Петровича Жукова и Игоря Хомича.


Александр Жуков: Вот третий год мы уже здесь собираемся, значит, традиция такая уже образовалась. Ну, и мы с Игорем себя тоже рассматриваем как часть этой традиции. Здесь уже хочешь не хочешь, а нужно петь, те песни, которые мы выбрали для этого. И я с таким волнением даже слушал сейчас голос Иосифа Бродского, особенно когда он ехал в электричке. И вот эту песню он тоже написал, когда он ехал в электричке… на день рождения Анны Андреевны. … Это тоже стало традиционным в наших вечерах памяти.

Закричат и захлопочут петухи,Загрохочут по проспекту сапоги.

«…»

Мы не будем надолго задерживать ваше внимание, вы все уже замерзли, все хотим согреться. Мы еще пару песен споем… И дальше Павел будет завершать нашу программу.

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.Очертанья столицы во мгле.

«…»

И последняя, называется, «Летний сад». Надеюсь, что многие знают эти стихи замечательные.

Я к розам хочу в тот единственный сад,Где лучшая в мире стоит из оград.

«…»

(Я слушал, как проплывают двустишия, пробираясь к концу, к моим любимым строчкам – «Здесь все перламутром и яшмой горит, но света источник таинственно скрыт». Любимым потому, что я со своих десяти лет что-то знал о них, тогда еще не существовавших. Мы вернулись из эвакуации в Ленинград, я гулял по июльским улицам вечерами, которые все запомнились мне безоблачными. Казалось, разрушенных зданий было столько же, сколько уцелевших. Многие дома стояли без фасадов, показывая внутренности квартир, комнат, задние и боковые стены, обои, что-то висевшее на них, потолки с казенной лепниной, оборванную проводку. И все внутри выглядело светлее, чем снаружи, чем сами улицы. Свет каким-то образом шел оттуда, из брошенных помещений вовне, в, так сказать, город. В то, что от него осталось… Вот уже прозвучало под две гитары: «Там шепчутся белые ночи мои о чьей-то высокой и тайной любви». Я подумал: конечно, тост – а что еще это такое? И, подтверждая, меня нагнало: но света источник таинственно скрыт.)


Павел Крючков: Ну, вот это все. Спасибо.


Звучит аудиозапись: Ахматова читает стихотворение «Мужество».

2009

Два момента из программы прошлогоднего приезда выделились для меня и приходили потом на память. Тех, что говорили об Ахматовой – а шире, любого, для кого она когда-либо становилась предметом размышления и оценки, – можно огрубленно распределить по трем категориям. Самая многочисленная – считающих ее крупной фигурой, если угодно, знаменитостью, но исторической. Раз навсегда равной некоей «Ахматовой», неподвижной, памятнику. Вторая группа – людей с самомнением, сосредоточенных на том, какое они должны производить впечатление, и следящих – кто сознательно, кто инстинктивно, – за тем, производят ли они его. Не мешает ли им кто. Такие относились к ней, как правило, критически, ставили – по большей части надуманно – всякое лыко в строку, не стеснялись орудовать напоказ своим взглядом свысока. Для третьих она была живой талант и ум, собеседница, современница.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эпоха великих людей

О духовном в искусстве. Ступени. Текст художника. Точка и линия на плоскости
О духовном в искусстве. Ступени. Текст художника. Точка и линия на плоскости

Василий Кандинский – один из лидеров европейского авангарда XX века, но вместе с тем это подлинный классик, чье творчество определило пути развития европейского и отечественного искусства прошлого столетия. Практическая деятельность художника была неотделима от работы в области теории искусства: свои открытия в живописи он всегда стремился сформулировать и обосновать теоретически. Будучи широко образованным человеком, Кандинский обладал несомненным литературным даром. Он много рассуждал и писал об искусстве. Это обстоятельство дает возможность проследить сложение и эволюцию взглядов художника на искусство, проанализировать обоснование собственной художественной концепции, исходя из его собственных текстов по теории искусства.В книгу включены важнейшие теоретические сочинения Кандинского: его центральная работа «О духовном в искусстве», «Точка и линия на плоскости», а также автобиографические записки «Ступени», в которых художник описывает стремления, побудившие его окончательно посвятить свою жизнь искусству. Наряду с этим в издание вошло несколько статей по педагогике искусства.

Василий Васильевич Кандинский

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги
Булат Окуджава. Просто знать и с этим жить
Булат Окуджава. Просто знать и с этим жить

Притом что имя этого человека хорошо известно не только на постсоветском пространстве, но и далеко за его пределами, притом что его песни знают даже те, для кого 91-й год находится на в одном ряду с 1917-м, жизнь Булата Окуджавы, а речь идет именно о нем, под спудом умолчания. Конечно, эпизоды, хронология и общая событийная канва не являются государственной тайной, но миф, созданный самим Булатом Шалвовичем, и по сей день делает жизнь первого барда страны загадочной и малоизученной.В основу данного текста положена фантасмагория — безымянная рукопись, найденная на одной из старых писательских дач в Переделкине, якобы принадлежавшая перу Окуджавы. Попытка рассказать о художнике, используя им же изобретенную палитру, видится единственно возможной и наиболее привлекательной для современного читателя.

Булат Шалвович Окуджава , Максим Александрович Гуреев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука
Гении, изменившие мир
Гении, изменившие мир

Герои этой книги — гениальные личности, оказавшие огромное влияние на судьбы мира и человечества. Многие достижения цивилизации стали возможны лишь благодаря их творческому озарению, уникальному научному предвидению, силе воли, трудолюбию и одержимости. И сколько бы столетий ни отделяло нас от Аристотеля и Ньютона, Эйнштейна и Менделеева, Гутенберга и Микеланджело, Шекспира и Магеллана, Маркса и Эдисона, их имена — как и многих других гигантов мысли и вдохновения — навсегда останутся в памяти человечества.В книге рассказывается о творческой и личной судьбе пятидесяти великих людей прошлого и современности, оставивших заметный вклад в области философии и политики, науки и техники, литературы и искусства.

Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Васильевна Иовлева

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Документальное