Читаем Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться полностью

Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться

Пусть кто-то еще отдыхает на югеИ нежится в райском саду.Здесь северно очень – и осень в подругиЯ выбрала в этом году.Живу, как в чужом, мне приснившемся доме,Где, может быть, я умерла,И, кажется, тайно глядится СуомиВ пустые свои зеркала.Иду между черных приземистых елок,Там вереск на ветер похож,И светится месяца тусклый осколок,Как финский зазубренный нож.Сюда принесла я блаженную памятьПоследней невстречи с тобой —Холодное, чистое, легкое пламяПобеды моей над судьбой.

Пустые зеркала – одновременно и принадлежность домов, лишившихся своих исконных хозяев, и тысячи озер на отошедшей к СССР территории, бывшем юге Финляндии. А вот:

Земля хотя и не родная,Но памятная навсегда,И в море нежно-ледянаяИ несоленая вода.На дне песок белее мела,А воздух пьяный, как вино,И сосен розовое телоВ закатный час обнажено.А сам закат в волнах эфираТакой, что мне не разобрать,Конец ли дня, конец ли мира,Иль тайна тайн во мне опять.

Не только комаровский пейзаж, но и образ символизма (текст, насыщенный «арматурой» символистского толка) в противовес акмеизму в стихотворении «Родная земля».

Эти мысли сопровождали меня во время всех разговоров о новых, украшающих это место талантливых хозяевах, о нынешних «комаровцах», о нашем с ними заединстве. Тем более что с того, полувековой давности, времени меня настигали слова совсем другой, сугубо частной, интимной направленности, из закутка, в самом деле тогда обжитого тут близким мне человеком и его подругой, – из стихотворения Бродского «Келломяки»:

Необязательно помнить, как звали тебя, меня;тебе достаточно блузки и мне – ремня,чтоб увидеть в трельяже (то есть, подать слепцу),что безымянность нам в самый раз, к лицу,как в итоге всему живому, с лица землистираемому беззвучным всех клеток «пли».

Комаровское кладбище, аллея к могиле Ахматовой

Келломяки по-фински значит Колокольная горка, это прежнее название Комарова. Колокол, в реальности уже не существующий, звонит по кому-то, чье тело отказывается бороться за следующий миг жизни. Это ждет и в конце концов поражает каждого. Все клетки неслышимо командуют себе «пли» и одномоментным, столь же беззвучным выстрелом стирают живущего с лица земли. В нашем случае – героя стихов, как и конкретный, топтавший эту хвою его прообраз; с ними исчезает из поля зрения и героиня. Кто остался – какое-то время помнят их имена.

После вечера на берегу Финского залива

То, чего коснулось слово поэта, несет на себе отметину этого прикосновения. Я распространяю исключительность творческих качеств тех, кто воспел этот, как сказала бы Ахматова, населенный пункт, на саму его землю, воду, деревья. Он уступает Царскому Селу, но все равно «там, меж стволов, еще светлее и так похоже на аллею у царскосельского пруда».

Март 2018