Анна Австрийская. Первая любовь королевы

В этот вечер Людовик XIII, носивший обыкновенно платья темного цвета, согласовавшиеся со скучной меланхолией, не оставлявшей его никогда, нарушил свой обычай. На нем были серые панталоны, привязанные сбоку шелковыми шнурками и окаймленные выше колен широкими кружевами. Плащ из фиолетового бархата, оставлявший открытым серое полукафтанье, подбитое белым атласом на рукавах и на груди, был прикреплен на плечах и позволял видеть его кружевной воротник, отчасти закрывавший голубую ленту, на которой висел крест ордена Св. Духа. Башмаки с кисточками и с высокими каблуками дополняли этот костюм.

Но если платье было не так мрачно, как обыкновенно, то физиономия короля была более хмурой, чем обыкновенно. Ришелье также казался озабоченным.

— Да, государь, — сказал он после молчания, во время которого не спускал с короля своих черных и глубоких глаз, — неожиданный приезд во Францию, в Париж, первого министра короля Карла I, лорда Букингема, может наделать нам серьезных хлопот.

— Каких? — спросил король, зевая.

— Тех, которые непременно возродятся от возможного соглашения герцога Букингема и могущественных кальвинистов, которые ждут только случая, чтобы приподнять голову.

Людовик XIII сделал жест утомления.

— Я полагаюсь на вас, кардинал, чтобы принять меры, которые должны не допустить того, чего вы опасаетесь, — сказал он, — но пока, несмотря на наше удивление, что к нашему двору приехал, не предупредив о том заранее, первый министр короля, моего брата, мне кажется, мы не можем не принять его самым достойным образом.

— Сохрани меня Бог подать вашему величеству неполитический совет действовать иначе, — с живостью возразил кардинал. — Герцог Букингем, пока ему будет угодно оставаться во Франции, должен быть предметом всевозможного уважения и внимания, которое принадлежит и его собственным заслугам, и величию принца, которого он представитель. Только… — сказал кардинал, делая ударение на этом слове с заметным намерением вызвать со стороны короля формальное приглашение объяснить свою мысль.

— Кончайте, — сказал Людовик XIII.

— Только надо желать, чтобы его светлость остался во Франции как можно менее.

— А у меня было намерение совсем другое, — сказал король. — Герцог Букингем слывет самым веселым и очаровательным вельможей; я думал его удержать, чтобы несколько развлечь мою скуку. В Лувре скучно, кардинал.

Ришелье поклонился, но не отвечал. Людовик XIII продолжал:

— Даже ее величество королева жалуется на скуку и так же, как я, без сомнения, основывает на герцоге надежду, что он ее развлечет, потому что просила у меня позволения присутствовать вместе с нами на приеме, который мы сделаем сегодня первому министру и посланнику английскому.

— А! — сказал Ришелье, слегка побледнев и закусив усы.

— Находите вы что-нибудь необыкновенное в том, что я сказал вам, кардинал? — спросил Людовик XIII, вдруг приметивший это необыкновенное волнение.

— Вы властны делать, что вам угодно, государь, — ответил Ришелье с притворным уважением.

— Я знаю, что я властен, — колко возразил король, — поэтому я не уверений в этом спрашиваю у вас. Я спрашиваю у вас, кардинал, — продолжал он тотчас самым примирительным тоном, потому что боялся этого человека столько же, сколько ненавидел его, — я спрашиваю у вас только, не видите ли вы в желании, обнаруженном королевой, что-нибудь ускользнувшее от меня и несогласное с законами этикета?

Эта перемена в тоне вызвала улыбку кардинала.

— Если ваше величество удостаивает спрашивать моего совета, — сказал он, — я могу уверить вас, что присутствие королевы на приеме герцога Букингема не имеет ничего противного законом этикета и обычаям французского двора.

— Я сам так думал, — сказал король.

— Я прибавлю, — продолжал Ришелье, — что с той минуты, как вы, ваше величество, вознамерились быть как можно любезнее с английским министром, вы не могли придумать ничего, что могло бы быть для него приятнее, как тотчас же доставить ему случай положить к ногам королевы свою дань.

Эти простые слова были очень естественны и справедливы, но вероломный тон, которым они были произнесены, придал им страшное значение для ревнивого ума.

— Что хотите вы сказать, кардинал? — вскричал Людовик XIII, приподнимаясь со своего места.

— Просто то, что говорю, государь: герцог Букингем во время своего проезда через Париж два года тому назад был сильно поражен красотой королевы, и будет очень счастлив, когда найдет возможность восхищаться ею дольше и ближе не только сегодня, но каждый день, на всех праздниках, которые будут даваться по случаю брака его короля с сестрою вашего величества.

— Есть верный способ обмануть эту надежду — не допустить королеву присутствовать на этих празднествах, — сказал король с возрастающим гневом.

— Возможно ли это, государь?

— Почему же нет?

— Потому что это значило бы придать веру слухам.

— Что мне за нужда!

— Это значило бы оскорбить ее величество.

— Что мне за нужда!