Анна Австрийская. Первая любовь королевы

Никто на улице, по-видимому, не обратил на него внимания. Так как он должен был находиться на Новом мосту только к четырем часам, он вздумал привести в исполнение план, пришедший ему в голову накануне, когда его товарищ сообщил ему, что он увидит на другой день вечером, в десять часов, могущественную особу, которая взяла на себя сообщить ему последние инструкции. Поанти не знал, кто эта особа, но ему было известно, что это женщина. Этого было довольно для того, чтобы он не захотел явиться пред нею в костюме нищего, ни в костюме, в котором он приехал из Дофинэ и который вовсе не был ни красив, ни изящен. Конечно, Поанти искренно и истинно любил Денизу. Любовь эта охватила все существо его. Но он был молод, знал, что недурен собой, и был не прочь выставить свои преимущества, особенно в глазах женщины, которая могла быть также молода и также хороша и которая, как он не мог сомневаться, была знатна, богата и могущественна. Поанти отправился в лавку с готовыми вещами и выбрал себе почти новый костюм, потом отобедал в первой попавшейся ему на пути таверне и вернулся в ту таинственную комнату, где он ночевал.

В ту минуту, когда било четыре часа, Поанти вошел на Новый мост. Ни купец, продавший ему платье, ни трактирщик, подававший ему завтрак, наверно не узнали бы его в костюме нищего. Не сделал он и двадцати шагов, как очутился лицом к лицу с высоким человеком с костылями, который, наклонившись к нему, шепнул ему на ухо:

— Я из Лотарингии.

— Номер один, — ответил Поанти, не смотря на него и продолжая свой путь.

Чрез несколько шагов слепой, загородив ему путь палкой, сказал:

— Я из Лимузена.

— Намер два, — ответил Поанти.

Потом калека, подставив ему свою чашку, дерзко закричал:

— Я из Гаскони, добрый барин, пришел пешком, подайте Христа ради.

— Номер три, — ответил Поанти, делая вид, будто бросает ему медную монету.

Четвертый приехал из Нивернэ. Пятый из Оверни. Шестой из Анжу. Седьмой из Артоа, восьмой из Нормандии, последний, наконец, из Перигора. Это продолжалось часа полтора. После девятого Поанти обернулся и бросил вокруг себя быстрый взгляд единственным глазом, который оставался у него свободен. Девять человек, затерявшиеся в толпе, на самом деле все смотрели на него и следили за всеми его движениями. Однако они, по-видимому, не знали друг друга и не обменялись ни одним словом. Но каждый повиновался паролю, который был сообщен заранее.

«Эти люди такие же нищие, как и я, — подумал Поанти. — Я очень буду удивлен, если под своими плащами они все не скрывают шпаги».

Потом к нему снова пришла в голову мысль, которая уже несколько раз приходила накануне.

«Что хотят сделать из всех этих людей и из всех этих шпаг?» — спросил он себя.

Набор его кончился, он мог бы тотчас отвести домой свой небольшой отряд, но из предосторожности предпочел дождаться наступления ночи. Оставалось подождать всего минут сорок. Это было легко. Поанти оперся о парапет моста и стал смотреть на воду. Он не занимался более своими людьми; он знал, что теперь никто из них не потеряет его из виду.

Когда совсем стемнело, он медленно сошел с моста, и через пять минуть девять человек собрались около него. Поанти дал каждому полпистоля и сказал просто:

— Ступайте за провизией.

Все ушли и через четверть часа вернулись. Когда Поанти вел их известным ему секретным путем и зажег несколько факелов, чтобы лучше рассмотреть своих подчиненных, он уловил на лицах всех выражение такого жадного любопытства, что тотчас понял, что никто из этих людей не знает ничего о цели и причине предприятия, соединившего их. Но по арабской поговорке Поанти, несмотря на свою молодость, соединял силу льва с терпением змеи. Он не подал виду, что примечает любопытные взгляды, и только сказал:

— Снимите лохмотья, обезображивающие вас и теперь для вас бесполезные, познакомьтесь между собою, как следует людям, которые должны жить вместе, и приготовьтесь ужинать. Мы сейчас поговорим.