Анна Фаер (СИ)

Он меня схватил и не отпускал.

- Отпусти! Отпусти меня сейчас же! – я увидела, как дубинкой били человека прямо по голове, и закричала на Диму сильнее: - Сейчас же отпусти меня! Я должна всё исправить!

Теперь у меня началась истерика. Я почувствовала, что плачу, но мне это было совсем неважно. Я со всей силы ударил Диму по ноге, как он сам меня когда-то учил. Он на секунду выпустил меня из рук, и я, воспользовавшись этим моментом, спустилась на площадь и побежала прямо в толпу.

У меня всё плыло перед глазами. Я не видела целой картины – только образы. Кровь на снеге, огонь, истоптанный грязными ботинками бело-красно-белый флаг, женский плачь, мужской резко оборвавшийся крик.

Я просто бежала, зная, что нужно всё исправить. Но я не знала, как именно я могу это сделать. Чёрт возьми, я вру. Да, я вам вру. Я знала, что ничего уже не исправить. Знала это ещё тогда, когда Марк сел в машину к брату. Но я всё равно здесь. Я всё равно надеюсь, что произойдёт чудо, и всё каким-нибудь образом прекратиться. Я надеюсь на это, хотя понимаю, что это невозможно.

Люди бежали мне навстречу. Но я упорно шла в другую сторону. Я шла навстречу тому, от чего он убегали. Это было глупо, знаю. Но я не могла трезво думать. Во мне бушевал ураган, все внутренности были словно в огне, я дрожала, но шла упорно вперёд, несмотря на то, что люди кричали бежать в другую сторону. Я хотела видеть, что происходит вокруг, но не могла потому, что слёзы застилали мне глаза.

Я плакала. Плакала от того, что не могу ничего сделать. Я плакала от безысходности, от осознания собственной никчёмности. Что-то взорвалось где-то сбоку. Наверное, коктейль Молотова. Может быть, наши люди ещё не сдались и пытаются хоть как-то держать оборону. Размечтавшиеся дураки! Неужели они не понимают, что всё проиграно?

Я думала так, но сама упорно шла вперёд, будто там что-то, что может всё исправить. Один раз какой-то мужчина с такой же ленточкой, как у меня, хотел развернуть меня в нужную сторону, но я ударила его так же, как до этого ударила Диму, и зашагала ещё быстрее навстречу злым собакам, которых выпустили на площадь власти. Сами они, наверное, сейчас чай пьют, смотрят репортаж о беспорядках на главной площади и смеются.

Во мне закипела обида, и я заревела с новой силой. А потом вдруг меня что-то сбило с ног. Я сразу не поняла, что случилось, и попыталась встать. Но только я поднялась с земли, как тяжёлый грязный ботинок ударил меня в живот, и я снова оказалась на земле. Было больно. Теперь я плакала от того, что мне больно.

Я попыталась снова встать, но на этот раз меня ударили по спине. Наверное, дубинкой. Я попыталась подняться ещё раз, но снова раздался удар. А за ним ещё один. И больше они не прекращались. Что-то хрустнуло, но мне было не сильно больно. Я в какой-то момент перестала чувствовать в боль. Я просто ждала, когда всё закончится. Мне даже больше не было страшно. Я только не понимала, почему не могу ничего рассмотреть. Потом вдруг сообразила: кровь застилает глаза. Но чья? Мне ведь не больно. Меня всего раз ударили по голове. Не может ведь это быть моя кровь.

Страшно мне стало только тогда, когда во рту появился металлический вкус. Эта кровь точно моя. Я закашляла кровью. Не могла дышать. Хотела набрать воздуха, но почему-то просто не могла этого сделать.

Я больше не чувствовала ударов. Голова странно закружилось, появилось безразличие ко всем вокруг, даже какая-то усталость. Я всё ещё хватала воздух ртом. Но это не помогало: я задыхалась.

А потом, словно произошла какая-то вспышка, и мне на секунду стало всё ясно. Я увидела ноги человека, который меня бил, почувствовала, как болит всё тело, и сразу же поняла, что несколько рёбер у меня точно сломано. Я не могу дышать. Может быть, осколком кости проткнуло лёгкое, я не знаю. Задыхаюсь. В глазах стало темно, хотя они и были открыты.

Я умираю. Но почему? За что? Я ведь просто хотела мир, в котором каждый мог бы быть счастливым.

========== Эпилог ==========

Небо было чистым, только над самым горизонтом растянулись облака похожие на горы. Солнце светило так ярко, что если поднять голову, больно зарежет в глазах. Были последние дни весны, а погода стояла такая, какой она обычно бывает где-то в середине лета. Всё жило: птицы весело пели, спрятавшись в свежей и зелёной листве, в высокой некошеной траве громко стрекотали кузнечики, редкие порывы ветра несли с собой запах диких цветов.

На кладбище, у ничем не выделяющего серого памятника, стояли три массивные фигуры. Мужчины молчали. В них тяжело было узнать наших героев. Жизнь здорово потрепала каждого. Здесь они были сами собой. Здесь они казались уже давно мёртвыми, здесь они были глубоко несчастны. Но когда придётся уходить, когда придётся вернуться к делам и работе, на лицах снова появятся маски, которые уже как двадцать лет скрывают неутихающую боль.