Анна Франк. Преданная

Первые несколько недель они почти не видели новых соседей. Каждый день за полковником рано утром приезжала машина, она же возвращала его поздно вечером. Его жена практически не выходила из дома. Люди в убежище, и так невероятно осторожные, теперь вели себя еще тише. Брам принял решение вообще не покидать комнатушку по ночам, когда выходили остальные; все старались держаться поближе к убежищу, чтобы в случае чего быстро скрыться.

Однажды субботним днем, закончив все дела, Джерард поднялся по лестнице к себе и увидел, что Беп с пылающими щеками сидит на самом краешке стула.

– Эта женщина здесь была! – воскликнула она. – Взяла и пришла сюда со своим отпрыском.

Не надо было даже спрашивать, о какой женщине речь.

– Сказала, что у ее сына болит живот, и спросила, не можем ли мы одолжить пеленок.

– И что ты ей сказала? – спросил Джерард.

– Ну я же не могла сказать, что у нас нет пеленок, пришлось дать несколько. Ребенок-то не виноват, что у него дрянные родители.

– И как она тебе? – спросил Джерард. – Приятная?

– Не затыкалась ни на секунду, – ответила Беп. – И все по-немецки, естественно. Я и половины не понимала. Рассказывала про ребенка, его зовут Гельмут. Он чуть старше Боя. И все выспрашивала про нас. Давно ли тут живем, все ли нам нравится. И ты послушай: она спросила, где тут мясная лавка!

Джерард рассмеялся от этого жалкого вопроса госпожи Маас, сразу было ясно, что она совершенно не представляла, в какой ситуации живет. Мясо было редкостью, мясникам просто нечего было продавать. Поговаривали, что многие уходили в лес заниматься браконьерством. Иногда доходили вести о продаже добычи: косуль, фазанов, диких кабанов. Если где-то что-то и продавалось, об этом никогда не сообщали официально, и никто не спрашивал, где это людям удалось добыть мясо. Да и цены зашкаливали.

– По этой непрерывной болтовне я поняла, как ей одиноко, – продолжила Беп. – Все ее друзья в Германии, а тут она знает только пару других жен военных.

– Значит, ей надо говорить с тобой, – сказал Джерард. – Это может нам пригодиться. Интересно, получится ли у тебя наладить контакт.

На следующей неделе Джерард увидел на входе знакомое лицо. Он уже привык к ее высветленным волосам: Анс ван Дейк (или де Йонг, как она теперь представлялась) стала частой гостьей в здании. Она заходила к людям из NSB как минимум раз в неделю, иногда он видел ее и по вечерам, пока они еще работали. Женщина уверенно вошла в здание, будто к себе домой. Роджер поздоровался с ней, как со старой подругой, и запустил вращающуюся дверь.

До этого момента Джерард держался от посетительницы подальше, но внезапно решил заговорить. Он подошел, когда она оказалась у лестницы.

– Добрый день, Анс, – сказал он.

Анс посмотрела на него сквозь очки в черной оправе. Был ли это страх в ее глазах? Она, было, заторопилась вверх по лестнице, обходя его, но потом передумала, остановилась и сказала:

– Здравствуйте, сэр.

– Мы ведь знакомы, не так ли? – спросил Джерард. – Анс из магазина шляпок, так ведь? Моя жена была вашей покупательницей. У нас много общих друзей-евреев.

– Понятия не имею, о чем вы, – сказала Анс. – Вы, наверное, с кем-то меня путаете.

Джерард огляделся. На их беседу никто не обращал внимания. Роджер читал журнал, остальные просто проходили мимо. Почти все они покидали здание: рабочие часы подходили к концу. Мужчина подошел чуть ближе.

– Вы можете мне сказать. Вы знаете, на чьей я стороне, – сказал он. – У вас проблемы? Вам нужна помощь?

Анс стояла неподвижно так долго, что Джерард заволновался, не окаменела ли она. Признаки жизни подавали лишь ее глаза, которые бешено бегали, то опускались к полу, то устремлялись на него.

– Я правда не понимаю, о чем вы, – наконец сказала она. – Извините, но вы, должно быть, ошиблись. А теперь прошу прощения, у меня встреча.

Джерард отошел, пропуская её, и она поспешила вверх по лестнице.

Смотритель не двигался, погруженный в мысли. Он был абсолютно уверен, что это Анс ван Дейк, и никак не мог понять, как это она свободно передвигается по городу без звезды Давида. Ещё более странным было, что она так запросто общается с немцами и людьми NSB. Возможно ли, чтобы еврейка оказалась на стороне врага? Или она шпионка? Может, она работает на сопротивление и собирает таким образом информацию? Если это так, то они на одной стороне, и он только подвергнет ее опасности, если расскажет, что знает. Но, если это правда, разве она не должна была подать ему какой-то сигнал или как-то рассказать о своих намерениях? Она этого не сделала, а только посмотрела на него так холодно, будто и правда не узнала. И все же Джерард был уверен: она его узнала. К тому же странно, что пришла так поздно, в конце рабочего дня. Офисы пустели, Эмили и Флор наверняка уже ушли домой. На какую встречу она спешила?