Анна Франк. Преданная

Был только один способ узнать. Когда женщина скрылась из виду, он поднялся на третий этаж и остановился перед дверью офиса. Внутри было тихо. Он осторожно вошел. В офисе было пусто, но из-за следующей двери доносился женский голос. Дверь была приоткрыта. Джерард подкрался и прислушался. Это был голос Анс, без сомнений. Она говорила по телефону. С ней был кто-то еще? Кому она звонила в такое время? Мужчина старался не дышать, чтобы разобрать слова. Посетительница говорила очень тихо, едва слышно. Тем не менее он разобрал обрывки: какие-то адреса, названия улиц, номера домов. Она говорила что-то про Кейзерграхт и про Керкстраат. «Четверо людей», – услышал он.

Внезапно смотритель услышал щелчок: трубка вернулась на свое место, сразу после чего раздались приближающиеся шаги. Он остолбенел. Не успел он и дернуться, как дверь открылась, и перед ним предстала Анс.

– Значит, мне не показалось, – сказала она. – Подслушиваете?

От сдержанности и вежливости, с которой она говорила в холле, не осталось и следа.

– Я никогда не подслушиваю, – ответил Джерард. – Мне просто надо здесь быть. Хотя мне интересно, что тут делаете вы, – его голос демонстрировал уверенность, хотя на деле ее было немного. – Вы сказали, что идете на встречу, но все уже разошлись. Да и вы здесь даже не работаете. Эти крысы и предатели вообще знают, что вы приходите в офис, когда тут никого нет?

Анс сделала шаг в сторону Джерарда и ткнула в него пальцем.

– Кроме вас, никто здесь не знает, кто я, пусть так и будет дальше. Я бы на вашем месте была осторожнее, – сказала она. – То, чем я тут занимаюсь, вас не касается. Не лезьте в чужие дела. Если еще раз поймаю, не сомневайтесь, у вас будут серьезные проблемы.

Сказав это, она резко прошла мимо него и почти выбежала из офиса. Джерард сразу понял: ей страшно. Она так себя ведет, потому что боится.

– Почему вы не носите звезду Давида? – крикнул он ей вслед. – На чьей вы вообще стороне?

Ответом были лишь ее шаги вниз по лестнице.

Медный чан эгг-нога

Апрель 1944 года

Жена полковника Мааса была одинока: подозрения Джерарда подтвердились. Она с сыном часто поднималась к ним поболтать, выпить кофе, дать детям вместе поиграть. Бою и Гельмуту нравилось играть вместе, им было очень весело. Госпожа Маас и сама приглашала Беп в гости. Первые пару раз Беп придумала оправдания, чтобы никуда не идти, но она понимала, что однажды придется согласиться. Одним утром она неохотно спустилась к госпоже Маас.

– Мебель просто потрясающая, – рассказывала она Джерарду по возвращению. – Фарфоровые сервизы, стены в картинах. Обустроили там настоящий дворец.

Выяснилось, что полковник часто уезжал на мероприятия, куда приглашалась и его жена.

– Знаешь, о чем она меня попросила? Спросила, не могу ли я время от времени нянчить ее сыночка, – возмущалась Беп. – Чтобы она тем временем танцевала на фрицевских вечеринках.

– Вот пусть и ходит на свои вечеринки, – сказал Джерард. – Так мы будем знать наверняка, что дом свободен. Пока госпожа Маас не заберет ребенка, можем делать, что хотим.

Он видел, насколько Беп было неприятно от одной мысли, что придется нянчиться с отпрыском вермахтского полковника.

– Смотри на это так: ребенок – наши сигнальные часы, – сказал он. – Надо этим воспользоваться.

Вскоре Джерард с Беп поняли, что полковника с женой приглашают на огромное количество вечеринок. Супруги уходили по вечерам несколько раз в месяц. Полковник надевал военную форму, жена шикарно наряжалась. Они всегда спрашивали за пару дней до мероприятия, можно ли оставить им Гельмута. Так у Беп было много времени, чтобы вывесить красное платье и предупредить доктора Лама. Если полковник с женой не уезжали на вечеринку, обычно не выходили со своего этажа. Тем не менее их присутствие в здании сильно давило на людей в убежище. Джерард предупреждал их каждый раз, когда чета Маас собиралась покинуть дом. В такие ночи люди могли выходить из убежища и свободно перемещаться по зданию. Дети, наконец, могли свободно двигаться, играть на офисных этажах, бегать друг за другом по лестнице. Брам смотрел на них в ужасе. Он почти никогда не выходил из убежища и считал, что так беззаботно бегать – безответственно со стороны других.

Иногда на вечеринки уезжал только полковник. В такие ночи никто не знал, когда он вернется, что очень беспокоило людей в убежище. Иногда Беп узнавала у госпожи Маас, во сколько ее муж собирался вернуться. В этих разговорах она постоянно жаловалась Беп, как ей одиноко, когда муж уходит на встречи или вечеринки без нее. Беп всегда делала вид, что ужасно ей сочувствует. Она подыгрывала, говорила, как это, должно быть, тяжело проводить вечера одной с маленьким ребенком, и как бы мимоходом спрашивала, сколько времени она проводит в одиночестве.

– Уж до полуночи его дома не дождешься, – жаловалась жена полковника.

Эта информация была передана обитателям убежища. Для Джерарда это обозначало окно, в которое надо успеть сделать все дела в подвале, если накануне приезжал очередной груз.