Анна и французский поцелуй (ЛП)

— O-o-o, да. В Париж. А я застряла в Дерьмоланте, штат Джорджия, в самой дерьмовой школе и занималась дерьмовой работой, нянча…

— Если нянчить моё брата такое дерьмо, почему ты этим занималась?

— Я не имела в виду…

— Хочешь настроить его против меня? Хорошо. Поздравляю, Бридж. План сработал. Мой брат любит тебя, а меня ненавидит. Пожалуйста, действуй, когда я снова уеду, ты ведь этого хотела, верно? Мою жизнь?

Она дрожит от ярости.

— Иди к чёрту.

— Забирай мою жизнь. Подавись. Только не пропусти часть, где моя ЛУЧШАЯ ПОДРУГА МЕНЯ ПОДСАДИЛА!

Я опрокидываю стойку под тарелки, и они падают на сцену с оглушительным грохотом. Мэтт окликает меня. Он звал меня всё это время? Он хватает мою руку и проводит меня мимо электрических шнуров и штепселей, спрыгивает на пол и уводит дальше, дальше и дальше.

Все в кегельбане смотрят на меня.

Я наклоняю голову, чтобы волосы упали на лицо. Я плачу. Это никогда бы не произошло, если бы я не дала Тофу её номер. Все эти ночные репетиции и... он сказал, что они занимались сексом! Что если они занимались этим в моём доме? Он приезжал, когда она сидела с Шонни? Они входили в мою спальню?

Меня сейчас вырвет. Меня сейчас вырвет. Меня щас…

— Тебя не вырвет, — говорит Мэтт. Я не понимала, что говорила это вслух, но мне всё равно, потому что моя лучшая подруга встречается с Тофом. Она встречается с Тофом. Она встречается с Тофом. Она встречается… с Тофом.

Тоф здесь.

Прямо передо мной, на автостоянке. Он расслаблен, прислонился бёдрами в своих синих брюках в клеточку к своему автомобилю.

— Что произошло, Аннабель Ли?

Он никогда не интересовался мной. Она так сказала.

Тоф распахивает руки для объятий, но я уже бегу к машине Мэтта. Я слышу его раздражённый возглас: «Что с нею?» — и Мэтт отвечает ему в отвращении, но я не слышу что. Я бегу, бегу и бегу, хочу оказаться как можно дальше от них, убежать как можно дальше от этой ночи. Мне жаль, что я не в кровати. Мне жаль, что я не дома.

Мне жаль, что я не в Париже.

Глава 27.

— Анна. Анна, помедленней. Бриджет встречается с Тофом? — спрашивает Сент-Клер по телефону.

— Со Дня благодарения. Она об-обманывала меня всё это время!

Атлантский горизонт — сплошное пятно за окном автомобиля. Башни сияют в сине-белых огнях. Они более бессвязны, чем здания в Париже; в них гармония. Они просто глупые прямоугольники, построенные, чтобы быть выше, лучше, чем остальные.

— Мне нужно, чтобы ты сделала глубокий вдох, — говорит он. — Хорошо? Глубоко вздохни и начни с начала.

Мэтт и Черри наблюдают за мной в зеркале заднего вида, пока я снова выкладываю всю историю. На другом конце провода тишина.

— Ты на линии? — спрашиваю я. Я поражена, когда перед моим лицом появляется розовая ткань. Черри протягивает мне платок. Она выглядит виноватой.

Я беру его.

— Я здесь. — Сент-Клер сердится. — Мне только жаль, что я не рядом. С тобой. Мне жаль, что я не могу ничего для тебя сделать.

— Хочешь приехать и побить её за меня?

— Прямо сейчас я упаковываю метательные звёздочки.

Я шмыгаю и вытираю нос.

— Я такая дурочка. Не могу поверить, что верила, что нравлюсь ему. Это хуже всего, знать, что я ему даже не нравилась.

— Фигня. Ты ему нравилась.

— Нет, не нравилась, — говорю я. — Бридж так сказала.

— Она ревнует! Анна, я был рядом в тот вечер, когда он впервые тебе позвонил. Я видел, как он смотрел на тебя на фотографиях. — Я протестую, но он меня обрывает. — Любой парень с рабочим членом — больной, если ты его не привлекаешь.

На обоих концах линии немая тишина.

— Конечно, потому что ты умная. И забавная. Я не говорю, чтобы ты не привлекательная. Ты красавица. Чёртов гомик...

Я жду.

— Ты всё ещё там или уже повесила трубку, потому что я конченный идиот?

— Я здесь.

— Боже, ты заставила меня им стать.

Сент-Клер сказал, что я привлекательная. Второй раз.

— С тобой так легко говорить, — продолжает он. — Иногда, я забываю, что ты не парень.

Беру свои слова обратно. Он думает, что я Джош.

— Проехали. Не могу вынести, чтобы меня прямо сейчас сравнивали с парнем…

— Я не то имел в виду…

— Как твоя мама? Просто, я говорила только о себе, а мы ведь должны были поговорить о ней, а я даже не спросила…

— Ты спросила. Ты поинтересовалась о её здоровье, как только взяла трубку. И технически это я позвонил тебе. И я звонил узнать, как прошёл концерт, и мы как раз об этом и говорили.

— О. — Я играю с игрушечной пандой, стоящей за пассажирским сидением. Она держит атласное сердце с надписью «Чмаффки». Подарок от Черри, без сомнения. — Но как она? Твоя мама?

— Мама... хорошо. — Его голос внезапно становится уставшим. — Не знаю, лучше ли она или хуже, чем я ожидал. В некоторой степени и то и другое. Я представлял худшее — скелет в синяках — и мне легче, что всё не так плохо, но увидеть её вживую... она потеряла много веса. Она истощена и лежит в палате со свинцовой прокладкой. С пластмассовыми трубками.

— Тебе разрешили остаться с нею? Ты сейчас с ней?

— Нет, я в квартире. Мне разрешены только короткие визиты из-за радиоактивного облучения.

— Отец с тобой?

Он ничего не говорит с секунду, и я боюсь, что перешла черту. Но наконец он говорит: