Анна Иоанновна

Артема Петровича можно считать основателем отечественного породистого коневодства. Он повсюду, где ему предоставлялась возможность, выбирал «рослых, статных лошадей, браковал седластых, острокопытных, головастых и прочих тому подобных», то есть выполнял требование составленной для него инструкции[267]. Так, согласно его донесению, в 1736 году в его ведомстве им было выбраковано 660 жеребцов. 31 августа Кабинет министров согласился с предложением Волынского передать их «знатным монастырям» и управителям дворцовых волостей для последующего распределения их между безлошадными крестьянами.

В марте 1735 года Кабинет министров обсуждал представленный Волынским план развития коневодства в стране, предусматривавший в течение 10 лет обеспечение 10 кирасирских полков лошадьми улучшенных пород, для чего надлежало содержать в конных заводах 7 тысяч кобыл и 840 жеребцов[268].

В апреле 1738 года в жизни Волынского произошла важнейшая перемена — в лаконичном указе 3 апреля Артемий Петрович прочитал приятные для него слова: «Ее императорское величество всемилостивейше соизволила господина обер-егермейстера Волынского кабинет-министром объявить и указала его завтра поутру к приему присяги привести».

Поверенный в делах К. Рондо доносил в Лондон по поводу нового назначения Волынского: «Это очень талантливый человек, который не раз принимал участие в серьезных делах». Перечислив все предшествовавшие назначения, дипломат продолжал: «Многие полагают, что это назначение не по душе Остерману», который опасается, «что новый министр не предоставит ему, как князь Черкасский», во всем действовать по своему усмотрению[269].

Назначению кабинет-министром Волынский вполне обязан Бирону. Будучи креатурой фаворита, он оправдал возлагавшуюся на него надежду стать противовесом Остерману и положить конец его безраздельному господству в Кабинете. В предшествующее время дела в Кабинете вершил Андрей Иванович — безвольный Черкасский всегда плелся в фарватере и безропотно соглашался с его мнением. Ситуация в Кабинете изменилась после включения в его состав Волынского. Он сумел установить дружеские отношения с Черкасским, и в Кабинете министров сложилась напряженная обстановка: либо они совместно выступали с особыми мнениями, выражавшими несогласие с Остерманом, либо Остерман в противовес Волынскому и Черкасскому высказывал свое с ними несогласие.

Аргунов Иван Петрович. Портрет Алексея Михайловича Черкасского.

1760-е гг. Музей-усадьба «Останкино», Москва.

Постепенно Черкасский утрачивал расположение Артемия Петровича. Апатичный, нерешительный и трусливый князь не вызывал симпатий у властного, резкого, заносчивого и деспотичного Волынского, нередко выказывавшего пренебрежение к своему союзнику. Артемий Петрович нисколько не лукавил, когда говаривал: «Я уже не знаю, как и быть: двое у меня товарищей, да один из них всегда молчит, а другой только меня обманывает».

Но Черкасский не в счет, главным своим противником Волынский считал Остермана. Обоих Бог не обидел разумом и честолюбием, но наградил противоположными чертами характера: вкрадчивому, осторожному, лицемерному, коварному и не замаравшему руки взятками и казнокрадством Остерману противостоял горячий, безрассудный в гневе, жестокий, не гнушавшийся ни взятками, ни казнокрадством Волынский. У Остермана был еще ряд преимуществ над Волынским. Он был опытным интриганом, способным месяцами и даже годами ждать, притаившись, своего часа, чтобы нанести противнику решающий удар, уничтожить его. Волынский привык идти напролом. Остерман, издавна корпевший над бумагами, знал действующие законы и умел четко формулировать новые. Волынский был лишен этих знаний, его сферой предшествующей деятельности было исполнение законов, практика, а не их создание; Остерман умел скрывать свои подлинные чувства, ум Волынского не был столь изощренным. Одним словом, два медведя не могли продолжительное время находиться в одной берлоге, между ними непременно должна была произойти схватка.

Способность Артемия Петровича мыслить категориями государственного масштаба привела к тому, что борьба с Остерманом трансформировалась у него в борьбу против немцев вообще и против своего патрона и покровителя Бирона.