Анна Иоанновна

Кампанию 1739 года можно признать самой успешной за всю войну. Мнение о плане ее, составленном 1 марта 1739 года при участии Миниха и трех кабинет-министров, где акцентировано внимание на положении венского двора, находившегося, по мнению участников составления плана, «в таком слабом состоянии, что он туркам не может оказать надлежащего сопротивления, чем и заключение мира все более и более затрудняется». Авторы полагали, что если не оказать помощи «цесарю войском, то он может быть сокрушен превосходными турецкими силами и принужден будет заключить отдельный мир и вся неприятельская сила обрушится против нас одних». Опасения, высказанные в мнении, были основательными и подтвердились ходом последующих событий, но остается загадкой, почему не были приняты срочные меры по оказанию помощи союзнику.

На этот раз армия, сосредоточенная в районе Киева, двинулась к Днестру не по незаселенной территории, а кратчайшим путем — через Польшу, где имела возможность приобретать провиант и фураж у местного населения, что позволило сократить обоз.

В начале августа армия достигла Днестра, на противоположном берегу которого сосредоточилось 90-тысячное войско турок под командованием сераскира Вели-паши. Миних воспользовался излюбленным им приемом обмана противника: демонстрировал намерение форсировать Днестр в одном месте, а переправился без всяких потерь в другом. Но здесь русская армия оказалась в положении, в которой ей довелось находиться во время Прутского похода 1711 года: ей угрожало окружение превосходящими силами неприятеля, и фельдмаршал решил его атаковать.

Сражение оказалось быстротечным: крупный отряд янычар совершил вылазку, не принесшую ему успеха. Эта неудача настолько обескуражила турок, что вызвала в их рядах панику и повальное бегство. Хотя беглецы и успели поджечь лагерь, но победителям достались богатые трофеи: 42 пушки, до тысячи палаток, множество продуктовых припасов. Потери русских были крайне незначительными — 70 человек убитыми и ранеными. Полковник Манштейн заметил: «Никогда еще совершенная победа не была одержана с такою малою потерею»[306].

Победа под Ставучанами имела продолжение: охваченная паникой толпа беглецов увлекла за собой значительную часть гарнизона Хотина, считавшегося одной из важнейших крепостей Порты. 19 августа остатки гарнизона капитулировали без единого выстрела, и через пять дней Миних, оставив гарнизон в Хотине, отправился в Молдавию и 1 сентября переправился через Прут, где он принял присягу молдаван на подданство России.

Упоенный успехом, фельдмаршал обещал императрице будущей весной без труда овладеть Бендерами и выгнать неприятеля из земель между Днестром и Дунаем и занять Валахию[307].

В то время как в голове Миниха роились планы о грядущих победах, один увлекательнее другого, позволявшие в конце концов водрузить победоносные знамена в Константинополе, он получил «нечаянное и печальное» известие о заключении австрийцами мира с Турцией, «мира, по его словам, стыдного и весьма предосудительного».

Заключить сепаратный мир, постыдный «всему христианскому оружию», австрийцев вынудили неудачи на театре войны. Против них действовали отборные турецкие войска, нанесшие им несколько серьезных поражений на Дунае и без боя овладевшие Белградом.

Раздосадованный Миних 16 сентября отправил резкое письмо князю Лобковичу, командовавшему австрийскими войсками в Трансильвании, с упреками по поводу заключения сепаратного мира.

Князю Лобковичу довелось прочитать обидные, но справедливые слова. «Что же стало с этим священным союзом, долженствовавшим между обоими дворами? Со стороны русских берут крепости, со стороны имперцев срывают и уступают неприятелю. Русские завоевывают княжества и провинции, а имперцы отдают неприятелю целые королевства. Русские доводят неприятеля до крайности, а имперцы уступают ему все, что он захочет, и все, что может льстить и умножить его спесь. Русские продолжают войну, а цесарцы заключают перемирие, а затем и мир».

Думается, подспудная цель письма состояла в том, чтобы снять с себя ответственность за кампании предшествующих лет и подчеркнуть вину имперцев в том, что они сорвали окончательную победу над неприятелем.

Справедливости ради отметим, русская дипломатия во главе с Остерманом тоже вела сепаратные переговоры с Портой о мире. Еще в июне 1738 году именным указом императрица уполномочивала фельдмаршала Миниха заключить прелиминарный мир с Портой и даже отправила ему проект трактата[308]. Видимо, не надеясь на дипломатические способности фельдмаршала, задача которого состояла в том, чтобы воевать, а не вести переговоры, в Петербурге решили использовать посредничество французского посла в Константинополе маркиза Вильнева, благосклонно относившегося к туркам и слывшего за врага России.