оглянулась, отыскивая Анну. Анна была не в лиловом, как того непременно
хотела Кити, а в черном, низко срезанном бархатном платье, открывавшем ее
точеные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с
тонкою крошечною кистью. Все платье было обшито венецианским гипюром. На
голове у нее, в черных волосах, своих без примеси, была маленькая гирлянда
анютиных глазок и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами.
Прическа ее была незаметна. Заметны были только, украшая ее, эти своевольные
короткие колечки курчавых волос, всегда выбивавшиеся на затылке и висках. На
точеной крепкой шее была нитка жемчугу.
Кити видела каждый день Анну, была влюблена в нее и представляла себе
ее непременно в лиловом. Но теперь, увидав ее в черном, она почувствовала,
что не понимала всей ее прелести. Она теперь увидала ее совершенно новою и
неожиданною для себя. Теперь она поняла, что Анна не могла быть в лиловом и
что ее прелесть состояла именно в том, что она всегда выступала из своего
туалета, что туалет никогда не мог быть виден на ней. И черное платье с
пышными кружевами не было видно на ней; это была только рамка, и была видна
только она, простая, естественная, изящная и вместе веселая и оживленная.
Она стояла, как и всегда, чрезвычайно прямо держась, и, когда Кити
подошла к этой кучке, говорила с хозяином дома, слегка поворотив к нему
голову.
- Нет, я не брошу камня, - отвечала она ему на что-то, - хотя я не
понимаю, - продолжала она, пожав плечами, и тотчас же с нежною улыбкой
покровительства обратилась к Кити. Беглым женским взглядом окинув ее туалет,
она сделала чуть заметное, но понятное для Кити, одобрительное ее туалету и
красоте движенье головой. - Вы и в залу входите, танцуя, - прибавила она.
- Это одна из моих вернейших помощниц, - сказал Корсунский, кланяясь
Анне Аркадьевне, которой он не видал еще. - Княжна помогает сделать бал
веселым и прекрасным. Анна Аркадьевна, тур вальса, - сказал он, нагибаясь.
- А вы знакомы? - спросил хозяин.
- С кем мы не знакомы? Мы с женой как белые волки, нас все знают, -
отвечал Корсунский. - Тур вальса, Анна Аркадьевна.
- Я не танцую, когда можно не танцевать, - сказала она.
- Но нынче нельзя, - отвечал Корсунский.
В это время подходил Вронский.
- Ну, если нынче нельзя не танцевать, так пойдемте, - сказала она, не
замечая поклона Вронского, и быстро подняла руку на плечо Корсунского.,
"За что она недовольна им?" - подумала Кити, заметив, что Анна
умышленно не ответила на поклон Вронского. Вронский подошел к Кити,
напоминая ей о первой кадрили и сожалея, что все это время не имел
удовольствия ее видеть. Кити смотрела, любуясь, на вальсировавшую Анну и
слушала его. Она ждала, что он пригласит ее на вальс, но он не пригласил, и
она удивленно взглянула на него. Он покраснел и поспешно пригласил
вальсировать, но только что он обнял ее тонкую талию и сделал первый шаг,
как вдруг музыка остановилась. Кити посмотрела на его лицо, которое было на
таком близком от нее расстоянии, и долго потом, чрез несколько лет, этот
взгляд, полный любви, которым она тогда взглянула на него и на который он не
ответил ей, мучительным стыдом резал ее сердце.
- Pardon, pardon! Вальс, вальс!- закричал с другой стороны залы
Корсунский и, подхватив первую попавшуюся барышню, стал сам танцевать.
XXIII
Вронский с Кити прошел несколько туров вальса. После вальса Кити
подошла к матери и едва успела сказать несколько слов с Нордстон, как
Вронский уже пришел за ней для первой кадрили. Во время кадрили ничего
значительного не было сказано, шел прерывистый разговор то о Корсунских,
муже и жене, которых он очень забавно описывал, как милых сорокалетних
детей, то о будущем общественном театре, и только один раз разговор затронул
ее за живое, когда он спросил о Левине, тут ли он, и прибавил, что он очень
понравился. ему. Но Кити и не ожидала большего от кадрили. Она ждала с
замиранием сердца мазурки. Ей казалось, что в мазурке все должно решиться.
То, что он во время кадрили не пригласил ее на мазурку, не тревожило ее. Она
была уверена, что она танцует мазурку с ним, как и на прежних балах, и
пятерым отказала мазурку, говоря, что танцует. Весь бал до последней кадрили
был для Кити волшебным сновидением радостных цветов, звуков и движений. Она
не танцевала, только когда чувствовала себя слишком усталою и просила
отдыха. Но, танцуя последнюю кадриль с одним из скучных юношей, которому
нельзя было отказать, ей случилось быть vis-a-vis с Вронским и Анной. Она не
сходилась с Анной с самого приезда и тут вдруг увидала ее опять совершенно
новою и неожиданною. Она увидала в ней столь знакомую ей самой черту
возбуждения от успеха. Она видела, что Анна пьяна вином возбуждаемого ею
восхищения. Она знала это чувство и знала его признаки и видела их на Анне -
видела дрожащий, вспыхивающий блеск в глазах и улыбку счастья и возбуждения,