Анна Каренина

укладывалась. Вообще Долли казалось, что она не в спокойном духе, а в том

духе заботы, который Долли хорошо знала за собой и который находит не без

причины и большею частью прикрывает недовольство собою. После обеда Анна

пошла одеваться в свою комнату, и Долли пошла за ней.

- Какая ты нынче странная!- сказала ей Долли

- Я? ты находишь? Я не странная, но я дурная. Эх, бывает со мной. Мне

все хочется плакать. Это очень глупо, но это проходит, - сказала быстро Анна

и нагнула покрасневшее лицо к игрушечному мешочку, в который она укладывала

ночной чепчик и батистовы платки. Глаза ее особенно блестели и беспрестанно

подергивались слезами. - Так мне из Петербурга не хотелось уезжать, а теперь

отсюда не хочется.

- Ты приехала сюда и сделала доброе дело, - сказала Долли, внимательно

высматривая ее.

Анна посмотрела на нее мокрыми от слез глазами.

- Не говори этого, Долли. Я ничего не сделала, не могла сделать. Я

часто удивляюсь, зачем люди сговорились портить меня. Что я сделала и что

могла сделать? У тебя в сердце нашлось столько любви, чтоб простить...

- Без тебя бог знает что бы было! Какая ты счастливая, Анна!- сказала

Долли. - У тебя все в душе ясно и хорошо.

- У каждого есть в душе свои skeletons, как говорят англичане.

- Какие же у тебя skeletons? У тебя все так ясно.

- Есть!- вдруг сказала Анна, и неожиданно после слез хитрая, смешливая

улыбка сморщила ее губы.

- Ну, так они смешные, твои skeletons, а не мрачные, - улыбаясь,

сказала Долли.

- Нет, мрачные. Ты знаешь, отчего я еду нынче, а не завтра? Это

признание, которое меня давило, я хочу тебе его сделать, - сказала Анна, ре-

шительно откидываясь на кресле и глядя прямо в глаза Долли.

И, к удивлению своему, Долли увидала, что Анна покраснела до ушей, до

вьющихся черных колец волос на шее.

- Да, - продолжала Анна. - Ты знаешь, отчего Кити не приехала обедать?

Она ревнует ко мне. Я испортила...я была причиной того, что бал этот был для

нее мученьем, а не радостью. Но, право, право, я не виновата, или виновата

немножко, - сказала она, тонким голосом протянув слово "немножко".

- О, как ты это похоже сказала на Стиву!- смеясь, сказала Долли.

Анна оскорбилась.

- О нет, о нет! Я не Стива, - сказала она, хмурясь. - Я оттого говорю

тебе, что я ни на минуту даже не позволяю себе сомневаться в себе, - сказала

Анна.

Но в ту минуту, когда она выговаривала эти слова, она чувствовала, что

они несправедливы; она не только сомневалась в себе, она чувствовала

волнение при мысли о Вронском и уезжала скорее, чем хотела, только для того,

чтобы больше не встречаться с ним.

- Да, Стива мне говорил, что ты с ним танцевала мазурку и что он...

- Ты не можешь себе представить, как это смешно вышло. Я только думала

сватать, и вдруг совсем другое. Может быть, я против воли...

Она покраснела и остановилась.

- О, они это сейчас чувствуют!- сказала Долли.

- Но я была бы в отчаянии, если бы тут было что-нибудь серьезное с его

стороны, - перебила ее Анна. - И я уверена, что это все забудется и Кити

перестанет меня ненавидеть.

- Впрочем, Анна, по правде тебе сказать, я не очень желаю для Кити

этого брака. И лучше, чтоб это разошлось, если он, Вронский, мог влюбиться в

тебя в один день.

- Ах, боже мой, это было бы так глупо!- сказала Анна, и опять густая

краска удовольствия выступила на ее лице, когда она услыхала занимавшую ее

мысль, выговоренную словами. - Так вот, я и уезжаю, сделав себе врага в

Кити, которую я так полюбила. Ах, какая она милая! Но ты поправишь это,

Долли? Да?

Долли едва могла удерживать улыбку. Она любила Анну, но ей приятно было

видеть, что и у ней есть слабости.

- Врага? Это не может быть.

- Я так бы желала, чтобы вы все меня любили, как я вас люблю; а теперь

я еще больше полюбила вас, - сказала она со слезами на глазах. - Ах, как я

нынче глупа!

Она провела платком по лицу и стала одеваться.

Уже пред самым отъездом приехал опоздавший Степан Аркадьич, с красным,

веселым лицом и запахом вина и сигары.

Чувствительность Анны сообщилась и Долли, и, когда она в последний раз

обняла золовку, она прошептала:

- Помни, Анна: что ты для меня сделала, я ни когда не забуду. И помни,

что я любила и всегда буду любить тебя, как лучшего друга!

- Я не понимаю, за что, - проговорила Анна, целуя ее и скрывая слезы.

- Ты меня поняла и понимаешь. Прощай, моя прелесть!

XXIX

"Ну, все кончено, и слава богу!" - была первая мысль, пришедшая Анне

Аркадьевне, когда она простилась в последний раз с братом, который до

третьего звонка загораживал собою дорогу в вагоне. Она села на свой

диванчик, рядом с Аннушкой, и огляделась в полусвете спального вагона.

"Слава богу, завтра увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя

жизнь, хорошая и привычная, по-старому".

Все в том же духе озабоченности, в котором она находилась весь этот

день, Анна с удовольствием и отчетливостью устроилась в дорогу; своими

маленькими ловкими руками она отперла и заперла красный мешочек, достала

подушечку, положила себе на колени и, аккуратно закутав ноги, спокойно