Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

— Не понимаю, какъ, имя столько независимости, какъ вы, объявляя мужу о своей неврности и не находя въ этомъ ничего унизительнаго, вы находите унизительнымъ то, чтобы исполнять въ отношеніи мужа обязанности жены.

— Да вы... Нтъ, я не могу говорить съ вами. Вы не поймете...

— Извольте, я уступаю и это. Я прошу объ одномъ и требую того, чтобы я не встрчалъ здсь этаго человка и чтобы вы вели такъ, чтобы ни свтъ, ни прислуга не могли обвинить васъ. Кажется, это немного. И за это вы будете пользоваться правами честной жены, не исполняя ея обязанностей.

Такъ кончилось первое[996] объясненіе между супругами. Они жили въ одномъ дом, встрчались каждый день. Алексй Александровичъ за правило поставилъ каждый день видть жену, но избгалъ обдовъ дома. Вронской никогда не встрчался Алексю Александровичу въ его дом, Анна видала его у Бетси и въ свт и изрдка назначала ему свиданія вн дома. Къ себ она никогда не звала его.

Положеніе было мучительное для всхъ троихъ,[997] и ни одинъ изъ нихъ не въ силахъ бы былъ прожить и одного дня въ этомъ положеніи, если бы не ожидалъ, что оно измнится, а что это временное, горестное затрудненіе, которое пройдетъ. Вронской ждалъ того, что она ршится наконецъ оставить мужа и соединиться съ нимъ. Алексй Александровичъ ждалъ, что она опомнится и что это пройдетъ, какъ и все проходитъ: т, которые говорили про это, забудутъ, и семейная жизнь его по прежнему будетъ благообразная и приличная. Анна, отъ которой зависло это положеніе, тоже переносила это положеніе, которое боле всего было мучительно для нея только потому, что она не только ждала, но твердо была уврена, что очень скоро все это развяжется и уяснится. Она ршительно не знала, что развяжетъ это положеніе, но твердо была уврена, что это что то придетъ очень скоро, каждый день она ждала, что это случится.

Въ конц зимы Вронской былъ у Бетси, ожидая встртить у нея Анну, но ее не было, и на другой день онъ получилъ черезъ Бетси отъ нея записку: «Я больна и несчастлива, я не могу боле вызжать, но и не могу боле не видать васъ. Прізжайте вечеромъ въ 7 часовъ. Алексй Александровичъ детъ на совтъ въ 7 часовъ». Въ этотъ самый день Вронской долженъ былъ присутствовать на прощальномъ обд, который товарищи давали выходившему изъ полка офицеру.

* № 68 (рук. № 38).

Медленно, стуча калошами, спускалась[998] худая, немного больше обыкновеннаго сгорбленная фигура Алекся Александровича. Рожокъ газа прямо освщалъ его блдное пухлое лицо съ нахмуренными блыми бровями подъ черной шляпой и отвисшимъ носомъ и отвисшими щеками надъ бобровымъ воротникомъ. Ясные[999] каріе глаза его устремились съ недоумніемъ на лицо[1000] Вронскаго и[1001] насильно улыбнулся и поднялъ пухлую руку къ шляп. Этимъ движеніемъ онъ уронилъ черную перчатку.[1002] Вронской тоже приложилъ руку къ козырьку, двинулся невольно къ перчатк, вспыхнулъ и отшатнулся. Алексй Александровичъ заторопился, нагнулся къ перчатк, споткнулся и справился, загремвъ калошами. Когда[1003] Вронской вышелъ въ переднюю, онъ не могъ удержаться отъ хрипнія, вызваннаго въ немъ душевной болью. «Боже мой! если бы онъ потребовалъ удовлетворенія, если бы я могъ чмъ нибудь заплатить. Но еще хуже, если бы онъ потребовалъ удовлетворенія. Ужасно бъ было хоть не стрлять, но поставить подъ выстрлъ и съ пистолетомъ въ рукахъ человка съ этими глазами. Нтъ, это не можетъ такъ продолжаться. Это должно кончиться».[1004]

* № 69 (рук. № 38).

— Ты встртилъ его? — спросила она, когда они сли у стола подъ лампой. — Вотъ теб наказанье за то, что опоздалъ.

— Да, но какже. Онъ долженъ былъ быть въ Совт.

— Онъ былъ и вернулся и опять похалъ куда то. Гд ты былъ? Неужели все на этомъ обд?

Она знала, гд онъ былъ,[1005] какъ она знала вс подробности его жизни. Онъ сказалъ, что былъ на обд. Хотлъ сказать, что онъ слишкомъ много выпилъ, но, глядя на ея взволнованное и счастливое лицо, чувствовалъ, что говорить про это было бы что то въ род святотатства.

— Одно нехорошо, что вы пьете много. Разв нельзя не пить? Чтожъ, онъ былъ тронутъ, когда вы поднесли ему[1006] вазу? — сказала она улыбаясь.

— Да, мн это тяжело, и я избгалъ, но это какой то долгъ, — сказалъ онъ. — Но чтожъ съ тобой? Что ты?

Она держала въ рукахъ[1007] одяло, которое она вязала и не вязала, а не спуская глазъ смотрла на него сіяющимъ грустнымъ и счастливымъ взглядомъ.[1008]

— Что я? Было грустно. Не отъ того, чтобы грустно что нибудь.[1009] Но я тебя не видала, а теперь мн ничего не нужно.

Сколько разъ онъ говорилъ себ, что ея любовь было счастье. И вотъ она любила его такъ, какъ любятъ женщины, для которыхъ любовь перевшивала вс блага міра, и онъ былъ гораздо дальше отъ счастія, чмъ тогда, когда онъ халъ за ней изъ Москвы. Тогда онъ считалъ себя несчастливымъ, но счастье было впереди, теперь онъ чувствовалъ, что счастье было назади.