Анна Леопольдовна

Трагическая эта история может вызвать слезы на глазах, но я была счастлива и радовалась тому, что Андрей жив и здоров. А в том, что он отойдет от запоя, я не сомневалась.

* * *

Теперь я пишу украдкой, чернила не в достаточном количестве, часть своих записей я прячу на теле под одеждой. Однако же стану излагать по порядку.

Приехали арестовывать меня – пять гвардейцев под командованием учтивого офицера. Мне позволили взять с собой том якобы проповедей пастора Гофмана, а также белье и несколько платьев. Я оделась тепло и была в теплых шерстяных чулках и сапогах. Я простилась с госпожой Дросте и госпожой Сигезбек. Все мы плакали. Господин Сигезбек, казавшийся мне совершенно растерянным, проводил меня до саней и повторял в растерянности только одно слово:

– …Courage… Courage… [104]– пытаясь ободрить меня.

Я обернулась из саней и видела, как поднялась на воздух его покрасневшая на морозе ладонь и он замахал мне вслед…

Я удивилась, когда приметила, что меня везут в Зимний дворец. Там провели меня в прежние покои великой княгини. Новая императрица сидела за столом, одетая в домашнюю робу. Перед нею разложены были какие-то бумаги, а также разбросаны были карты, то есть отнюдь не географические, но игральные. Кто знает, не раскладывала ли и она пресловутый «Mariage»…

Бывшая принцесса Елизавета тотчас объявила мне, что несмотря на мои явные и доказанные вины, она прощает меня. Впрочем, я не имела основания верить ее словам. Несколько раз она горячо убеждала великую княгиню в беседах наедине в своей бесспорной верности и преданности маленькому императору и даже клялась. Нет, я не была уверена, что избегну пыток. Но верите ли, странное чувство владело мною: мне все казалось, что я непременно должна пострадать, перенести некие мучения; без этого я сейчас не могла ощутить духовное единение с моим возлюбленным…

Императрица спросила, желаю ли я подписать присягу на верность ей. Это возможно было исполнить тотчас. Я взяла со стола перо и поставила свою подпись. Затем она сказала, что не желала бы разлучать меня с моей покровительницей, которая очень хотела бы видеть меня при своей особе. Поэтому меня должны были проводить с надлежащей охраной, чтобы я могла догнать семейство Брауншвейгского принца и далее следовать уже вместе с ними за пределы Российской империи в Германию, на родину принца. Сердце дрогнуло в груди. Я присела в придворном церемониальном поклоне.

Императрица позвонила в колокольчик, и в комнату во шли две незнакомые мне фрейлины и молодой человек в простом кафтане с большими гладкими пуговицами. Я знала, что это некий Николай Г., исполнявший должность секретаря принцессы Елизаветы, ныне императрицы. В их присутствии Ее императорское величество объявила, что должна допросить меня о некоторых важных предметах. Я подумала, что она будет спрашивать меня о мифическом заговоре… Я стояла с бьющимся сердцем и внушала себе два чувства, необычайно важных для меня сейчас: храбрость и безразличие к собственным страданиям, перспектива которых приблизилась вплотную ко мне… Императрица вдруг спросила, что за книгу я имею с собой. Охваченная безрассудством отчаяния, я отвечала, что это душеполезные проповеди, сочинение одного мудрого пастора. Она не стала тратить время на проверку моих слов и кивнула даже и добродушно. После чего вышла из-за стола и заговорила по-русски, расхаживая по комнате; голос ее звучал для меня бессердечно, и неуклюжесть русской речи еще усиливала это бессердечие.

– Известно есть, что по арестовании бывшаго герцога Курляндского блаженныя памяти Ея величества государыни императрицы Анны Иоанновны все алмазные вещи взяты принцессою Анною Брауншвейг-Люнебургскою. А ныне многих из них, яко то: жемчужной гарнитур на платье бывшей герцогини Курляндской и купленный у Рондовой жены алмаз, тако ж бывшей герцогини Курляндской золотой сервиз и многих присланных с персидским послом алмазных и золотых вещей не находится и прочаго. Но как ты всегда была при ней и для того о всем тебе о том не ведать нельзя, того ради имеешь объявить самую истинную правду, не утаивая ни для чего, куда что из того девалось. Кому как чрез тебя, так и чрез кого других что брано, тайно и явно? Сколько денег ты от нея, принцессы, из Соляной конторы, тако ж из других мест получила и куда их девала? Не переводила ль ты каких денег и в чужие края, сколько и чрез кого?

Я вспоминала лихорадочно подробности для ответа на эти вопросы, явственно показывающие мелочность нынешней императрицы. Меж тем она объявила последний пункт:

– В сем допросе объявить ты должна сущую правду. Яко в противном случае подвержена будешь Ея императорского величества высочайшему и правосудному гневу и живота лишена!..

Вот оно! Я едва сдерживала нервический смех. Лишиться жизни отнюдь не вследствие героического участия в некоем заговоре и не вследствие решительного отрицания прав узурпаторши на престол, но умереть из-за того, что я не смогу вспомнить, куда же в точности могли деваться жемчужные побрякушки!