Анна-Мария

— Эрцгерцогиня Т. принимала нас в своем замке, где в нашу честь была устроена охота, — рассказывал приглашенный майор, накладывая себе закуски, и храм из масла рухнул… — Ну и размах, высший класс! Собачьи своры во дворе средневекового замка, егеря в красном… Нет, мы во Франции не умеем жить… Бедная Франция!

Он сидел против полковника и говорил, глядя главным образом на Анну-Марию. Наступила небольшая пауза.

— Тихий ангел пролетел, — сказала Анна-Мария, и нельзя было понять, то ли она издевается над майором, то ли просто глупа.

— Сейчас, дорогой майор, — сказал капитан медицинской службы, — Франции хватает забот… Не знаю, что на уме у австрийских эрцгерцогинь, но всем нашим принцессам и герцогиням подряд можно со спокойной совестью брить головы…

— Ничего не поделаешь, чистка, — произнес один из молодых лейтенантов, которых привел с собой майор.

— «Герцогинины рубашки ждут просушки, сушки, сушки»[22], — робко пропел лейтенант-студент.

Все рассмеялись. Смешной он, этот лейтенант!

— Нужно устраивать как можно больше празднеств, — сказал владелец кафе. — Знай наших! Вчера мы зажгли в городе такую иллюминацию, что все ахнули… Красиво было, не правда ли, мадам?

Разговор перешел на иллюминацию.

— А где Франсис? — спросила Анна-Мария у Жако. — Разве он не завтракает с вами?

— Франсис сегодня рано утром уехал в Париж.

— Если вы любите охоту, дорогой майор, — заговорил здешний майор с майором-гостем, — доставьте мне удовольствие, приезжайте ко мне. У меня в Альпах есть домик, там охотятся на кабана, без собачьих свор, без егерей, но для тех, кто действительно любит охоту…

До Анны-Марии доносился голос полковника, который утверждал, что республиканская Франция не поддержала бы Габсбургов… Анна-Мария чувствовала слабость после нанесенного ей удара: уехал без единого слова! Она барахталась в тине унижения. В один миг изменилось соотношение между нею и всем остальным миром: она чувствовала себя уродливой, старой, неинтересной, хуже всех на свете. Раза два ей почудилось, что если бы не спокойный голос Жако, дело между гостями и хозяевами дошло бы до драки. «Надо, чтобы Франция, — говорил Жако, — вела свою, продуманную политику в Германии и в Австрии, чего бы ей это ни стоило…»

Да, надо проводить свою политику, все согласились с этим. Надо проводить свою политику… Но никто не уточнял, какую именно.

— Я подам вам другое пирожное, с кремом, — прошептал над ухом Анны-Марии Рудольф. — Повар приготовил его специально для вас…

Анна-Мария взяла пирожное. Кроме этого лакея, во всем мире не оставалось ни одного человека, от которого она могла ждать ласкового слова: он еще не заметил, что ей можно плевать в лицо. Бешеный гнев ужалил ее в самое сердце.

— Мы наскучили мадам Белланже, — сказал майор, владелец скаковых конюшен… — Вчера вы, кажется, совершили прогулку, мадам? Восхитительные окрестности, не правда ли?

— Да… — отозвалась Анна-Мария, — восхитительные… Я видела очень любопытные вещи. Мы ехали не совсем той дорогой, которую предложил полковник… Шофер вначале упирался, но затем согласился, что можно проехать и лесом, дороги не так уж разбиты…

— В какую же сторону вы поехали? Что видели?

Полковник улыбался, все ели пирожное и слушали, пользуясь затишьем после политического спора, неуместного в обществе дамы.

— Я видела, — рассказывала Анна-Мария, — деревья, похожие на театральные декорации… Очень, очень высокие… над дорогой листья сплетаются кружевом. Громадные деревья с зеленым мхом на стволах и у подножья… Вдруг вижу, по дороге навстречу нам мчится машина с немецкими офицерами… Оба мы с шофером реагировали одинаково: не успела я сказать «стоп!», как он уже затормозил и выхватил револьвер. Машина пронеслась мимо, все произошло в одно мгновенье.

— Вы бредите, Анна-Мария! — сказал полковник: он был смущен.

— Погодите, — остановила его Анна-Мария с каким-то злорадством. — Я пересела к шоферу. Всю дорогу мы только и говорили что об этой машине и торопились доехать до какого-нибудь пункта, где можно было сообщить о ней… Это не были призраки, мы ясно видели офицеров при оружии, в касках, с орденами… Дорога была хорошая, лес становился все красивее. Но я прекрасно видела, что у молоденького шофера не спокойно на душе. Мы ехали, ехали, а впереди был все тот же лес, но не думайте, что мы сбились с пути; с тех пор как мы съехали с магистрали, мы ни разу не сворачивали… Наконец — поворот, солнце бьет нам в глаза, и перед нами — опушка леса… Так, по крайней мере, мы считали…

Анна-Мария замолчала. Все смотрели на нее…

— Продолжайте, мадам, умоляю вас, — сказал приглашенный майор с приторной улыбочкой. — Захватывающий рассказ! Что же вы там увидели? Оборотня? Спящую красавицу?

— Оказалось, это не опушка, а поляна с разбитыми на ней палатками. Немецкие солдаты, по пояс голые, сновали взад и вперед, пилили дрова, играли в мяч… Поблизости стояла походная кухня, возле нее одни солдаты дожидались своей очереди, другие ели… А рядом — несколько артиллерийских орудий. Мы не остановились. Я не сделала снимков. Как видно, нас не заметили.

Приглашенный майор кашлянул.