Анна Павлова. «Неумирающий лебедь»

– Не все сразу! – взмолился Пресняков. – Я записывать не успеваю.

Обсуждали долго, до шести вечера, пока им не напомнили, что оперные не бастуют, а потому сцену нужно к вечернему спектаклю готовить.

Это объявление добавило возмущения, раздались голоса не пускать оперных на сцену, но все устали и потому предпочли поскорей выбрать забастовочный комитет и представителей, чтобы вручить Теляковскому выработанные требования. Конечно, в комитет вошли и Фокин, и Михайлов с Пресняковым, и Павлова с Карсавиной.

Было решено, что ввиду позднего времени исполнительное бюро в составе этой пятерки напишет текст требований и вручит его директору как можно скорее.

Преображенская спокойно дождалась окончания собрания и только тогда, словно случайно оказавшись рядом с Павловой, иронично поинтересовалась:

– Что именно вас, госпожа Павлова, не устраивает в отношении дирекции к вам? Чем вы недовольны?

– Я не за себя хлопочу, – вспыхнула Анна. Преображенская разговаривала с ней тихо и почти доверительно, но одновременно подчеркнуто холодно, именуя госпожой Павловой, хотя все звали Аннушкой. – Я за других артистов, чтобы им повысили жалованье и прочее.

Взгляд Ольги Преображенской стал жестким.

– Вы сделаете лучше, если будете просто танцевать, как вы это умеете – божественно. Для всех лучше.

Не дожидаясь ответа, она повернулась, взяла под руку Легата-старшего и пошла из зала.

Тамара Карсавина сжала локоть Павловой:

– Аня, не отвечай! И не обращай внимания.

– А я и не обращаю! – запальчиво ответила Павлова.

«Пиковая дама» прошла без танцевальных вставок – артисты балета все же бастовали.

Подошел Пресняков, показал какие-то листы:

– Вот, собрал подписи.

– Какие?

– Артисты подписали просто листы, а мы должны написать текст требований. Тех, что сегодня выдвигали.

Анну удивило, что коллеги подписали пустые листы, и одновременно обрадовало такое доверие. Видно, все очень устали обсуждать и желали только одного: чтобы все поскорей закончилось.

– Нужно немедленно сочинить текст и завтра с утра вручить его Теляковскому! Иначе мы будем выглядеть обманщиками.

Никто против такого заявления Павловой не возражал, Михаил Фокин предложил отправиться к нему и там за чаем написать требуемую бумагу. Валентин Пресняков потрясал своими записями:

– Вот! Вот все это и напишем!

У Карсавиной и Павловой блестели глаза.

– Да, конечно, напишем. Только нужно точно и жестко сформулировать.

Им было не до чая, сразу уселись за стол и принялись сочинять. Пока обсуждали в театре и по дороге на квартиру Фокина, все казалось легко и просто – вот же требования: вернуть Петипа, не увольнять Бекефи, самоуправление, то есть самим выбирать режиссеров спектаклей, самим распределять надбавки и вообще бюджет, свободный день без права вызова на спектакли, улучшение условий труда…

Но как только принялись обсуждать фразы, чтобы внести их в требования, начались сомнения.

Мариус Иванович Петипа уже в возрасте, захочет ли вернуться, чтобы снова возглавить балет Мариинки? А Бекефи, у которого на январь назначен бенефисный спектакль?

Но это бы ничего, хуже стало при обсуждении самостоятельности. Оказалось, что даже в этой группе ее понимали по-разному.

– Да! – горячилась Павлова. – Миша, ты должен стать главным балетмейстером. У тебя получится.

– И переделывать балеты Петипа? Увольте. А свои я и без того поставлю.

– Значит, Ширяев!

– И он не станет, Аня. К тому же это будет выглядеть так, словно мы для себя все и требовали.

Дальнейшее обсуждение и вовсе едва не перессорило самих активистов. Они не знали, как распределять надбавки, признавали, что не хотят вникать в цифры финансовых отчетов, не желали сами отвечать за распределение ролей, прекрасно понимая, что всегда найдутся недовольные, а половина кордебалета потребует ролей и себе…

Павлова горячилась:

– По таланту. – Понимая, что это несправедливо, добавляла: – Или по труду. Кто трудится больше других, и получать должен больше.

Тамара Карсавина разводила руками:

– Как определить, кто талантливей или работает больше остальных?

– По аплодисментам!

– А это и вовсе глупость, Аннушка. Аплодисменты дамам, мужчины тогда нищими будут, – фыркнул Пресняков.

Павлова и сама понимала, что аплодисменты и восторг зрителей вообще не показатель труда. К тому же среди балетоманов пышным цветом цвела «партийность», тон в которой задавали сами артистки. В противовес «кшесинцам» давно сложилась группа «преображенцев», а теперь и «павловцев» и даже «трефиловцев» – каждая популярная балерина имела свою «партию» зрителей, безжалостно освистывавших соперниц и вызывавших на бис любимиц. Но хуже всего, что и среди самих танцовщиц было такое же деление.

Больше всего «кшесинцев» у Матильды Феликсовны, несмотря на ее редкое присутствие в театре, поклонников и сторонников не убавлялось.

– Честно говоря, у нас зарплата и без того не маленькая, – признался Михайлов. – Сравнимо с профессорами университета, а с другими и сравнивать нечего.

– Но администрация допускает произвол! – не сдавалась решительная балерина.

– И как записать? Мол, требуем не допускать произвол? Вообще, что писать?