Анна Павлова. «Неумирающий лебедь»

Павлову все сильней захватывала идея танцевать свое и по-своему, но не как Айседора Дункан, с полным отрицанием классики, а, напротив, применяя всю доступную технику танца. Здесь и спорить не о чем, разве «Лебедь» был бы возможен без пуантов?

Анна не просто мечтала о свободе творчества, свободе от диктата постановщика, композитора, импресарио и особенно репертуара театра, она к свободе готовилась. Каждое утро полный урок, экзерсис у палки и в середине большого белого репетиционного зала.

Но мечтать одно, а действовать несколько иное. Павлова уже гастролировала в составе небольшой труппы, но ведь не сама же по себе! Даже Кшесинская, попытавшаяся завоевать Париж в одиночку, потерпела пусть не фиаско, но неудачу. Да, рукоплескали, но разве так, как дягилевской труппе?

Гастроли не просто необходимо организовать и оплатить в надежде на будущие доходы, но нанять артистов труппы, заказать декорации и костюмы, арендовать помещения. Нужен хороший импресарио, готовый сначала работать почти бесплатно и без гарантий. Где такого взять?

Анне хотелось творить, а приходилось задумываться о деньгах, организации выступлений и прочем. Нет, она не задумывалась, но не вспоминать не могла. Все висело в воздухе.

Правда, были настойчивые предложения от европейских и американских импресарио выступить по контракту. Одна мысль о контракте вызывала раздражение. Снова зависимость, снова обязательства, которые свяжут по рукам и ногам. Хотя условия были роскошные, им с Мишей Мордкиным, с которым не удалось танцевать в балете Дягилева из-за опоздания Анны, но получилось на благотворительном вечере, предложили гастроли в Америке с такой оплатой, что даже не верилось.

О Мордкине как о партнере Анна задумывалась не раз. Миша хорош, как греческий бог Аполлон, в отличие от женственного Нижинского Мордкин и выглядел мужественно. Рядом Павлова и Мордкин смотрелись просто фантастически. Конечно, Мордкин не Гердт, который делал на сцене все, чтобы оттенить партнершу, но ведь Нижинский еще больше заинтересован в выражении собственного «я».

Мордкин после Парижа вернулся в Москву и танцевал у Горского, который поставил ради такого солиста «Саламбо».

– У меня и того нет, – вздыхала Анна.

Репетировали «Царя Кандавла», балет столь же древний, как те, о ком в нем рассказывалось. В Мариинском его поставили почти полвека назад, несколько раз восстанавливали; в последний – два года назад для Кшесинской. И вот теперь прима с барского плеча отдала роль Павловой. Почему, ведь самой танцевать нечего? Анна больше не верила ни в какое благородство и благожелательность.

Но роль взяла, не стоять же у воды?

Анна увидела эту газету, словно случайно оброненную кем-то на видном месте, не сразу. А когда прочитала заголовок короткого сообщения из светских новостей, поняла, что оставили не зря. Черным по белому написано о том, что завзятый балетоман барон Виктор Дандре намерен жениться на… родственнице генерала Безобразова!

Мало ли какие глупости не напишут?

И когда газета попала на глаза еще раз, тоже лишь отшвырнула.

Но в третий раз очередной подробный отчет о намерениях Виктора обнаружился на столике в гримерке. Анна прочитала, усмехнулась и подала прислуге:

– Еще раз увижу, будешь уволена!

В театре сдержалась, но дома Виктору пришлось держать ответ.

– Аннушка, мало ли что не напишут? Меня «женили» уже десяток раз.

– Так это неправда?

Дандре попытался отшутиться:

– Дорогая, ты же знаешь: я потомственный холостяк. Никто из моих предков не только не был женат, но и детей не имел.

Павлова шутку продолжила, но по-своему, положила ему руки на плечи и посмотрела в глаза:

– Но ведь всегда кто-то бывает первым.

На мгновение Виктор смутился, но тут же взял себя в руки, склонился над ее рукой в поцелуе:

– Едва ли я гожусь в пионеры, порода не та.

Разговора не получилось, но Анну обнадежило уже то, что и отказа не было. Главное – Дандре не собирался жениться ни на какой Безобразовой.

Но едва ли бы что-то сдвинулось с места, не будь этой самой «Жар-птицы».

Теляковский хитро использовал запал Фокина: закрывал глаза на его благотворительные спектакли, которые Михаил ставил то и дело (вообще-то остальным всякое участие в таких выступлениях запрещалось не из меркантильных интересов директора, а потому, что сказывались больными, пропускали спектакли в театре, а в это время играли на стороне), а потом, убедившись, что Фокину опять удалось создать шедевр, приглашал перенести спектакль в Мариинский.

Так в Мариинском появились «Эвника», «Египетские ночи», «Жар-птица» и многое другое.

«Жар-птицу» Фокин с Дягилевым готовили так, словно этот спектакль решал их судьбу. Стравинский писал музыку частями, партитура тут же попадала к Фокину, и Михаил ставил отрывок. Павловой это не нравилось категорически.

– Как можно репетировать спектакль, у которого есть только отрывки?

Она не отказывалась от роли, но и не проявляла энтузиазма. Не будь Фокин так занят постановкой и собственными репетициями (он танцевал Ивана), заметил бы изменения у подруги, но всем не до Анны.

Всем, даже Дандре, которого словно что-то снедало.