– Я скажу две вещи, Анна. Может, они и не помогут тебе разобраться в прошлом, но пусть они послужат якорем для будущего. Во-первых, я встречал много талантливых и умных людей, но ни один из них, мужчина или женщина, не справился бы с катером подобной модели и не смог бы изменить жизни десятков страдающих людей за четыре месяца. А во-вторых, я был рядом все это время, и ты ни разу не разговаривала сама с собой.
Вдох – и сердце снова бьется в ровном, спокойном ритме. Ангел не станет мне лгать. Не о таких вещах, не сейчас. Сморгнув слезы, я кивнула в ответ.
– Это хороший якорь.
Хмыкнув, Ангел провел ладонью по моим волосам:
– Даже если ты начнешь есть свои волосы, ничего страшного. У тебя их целая копна, надолго хватит.
Я невольно рассмеялась. Ангел чудный, с ним всегда так: смех и слезы вперемешку.
– С женщинами трудно: только похвалишь, сразу все портят слезами, – проворчал он.
Смеясь сквозь слезы, я взялась за рычаги и нарисовала в ночном небе двойную петлю.
– Ладно уж, не рисуйся! – рассмеялся Ангел. – Я тебе не указчик, Анна, и не советчик. То, что с тобой творится, мне такое и в кошмарах не снилось. Чую я, тут замешаны люди повыше военного ведомства. Но верь мне в одном: попросишь меня о помощи – все отдам. То, что ты для меня сделала, это… словами не передать.
Он отвернулся и замолчал, а я нарисовала еще одну петлю, потом еще одну, потом пошла на снижение. Когда мы встретились, душа Ангела была разбита прошлыми потерями. Он не собирался со мной откровенничать, не доверял молодой девице, купившей гостиницу, но, когда я описала, какой вижу его боль, он сорвался. Его душа полнилась горем, сочащимся мне прямо в руки. Я взяла все, что он захотел отдать, и оставила ему только светлую память.
– Ангел… Скажи честно, я когда-нибудь казалась тебе сумасшедшей?
– Да, но только однажды, – ответил он. Его аура светилась неподдельной симпатией и честностью. – Месяц назад, когда ты в один присест съела полный пакет жевательных конфет.
– Спасибо!
Это было искреннее спасибо. Самое искреннее, на которое способна недееспособная женщина, до сих пор влюбленная в воображаемого опекуна.
Когда мы вернулись домой, предутреннее небо удивило девственной чистотой. Ни снежинки, ни звезды, только густая темень над волнистыми сугробами. Не зажигая свет в кабинете, я достала планшет и открыла почту.
Чуть подрагивая, рука зависла над клавиатурой.
Я открыла папку отправленных сообщений.
Почему мне так страшно? Я не встречалась с Гровером раньше, это точно. Почему я не верю самой себе?
Никаких отправленных писем.
Выдыхаю. Я никогда не писала человеку по имени Гровер Лоранс.
Собираюсь выключить планшет, но рука сама тянется к папке удаленных сообщений.
Ни одного письма, что и требовалось доказать. Гровер солгал насчет писем, а с остальным я разберусь.
Я улыбаюсь, но это неискренне, потому что рука снова тянется к планшету. Почему я не могу остановиться? Может, потому что где-то в глубине сознания я предчувствую, что Гровер говорит правду?!
Печатаю «опекун» и со стоном отчаяния смотрю на длинный список писем. Его адрес начинается с
Просматриваю некоторые из писем. Жалобы, просьбы, денежные вопросы, ремонт генератора… выбор подрядчиков на перестройку ангара… проблемы с рабочими… поиск нового посредника для моих клиентов…
…
…
В копилку моего безумия только что добавилось еще одно весомое доказательство.
Где-то в мире существует другая «я», которая знает Гровера Лоранса и пишет ему письма.
Семьдесят четыре письма за последние пять лет. Остальные стерло время.
Последнее письмо отправлено за несколько дней до свадьбы.