И тогда я поняла, чтобы выглядеть бодро, чтобы искрились зрачки, быть весёлой чудачкой и нести чепуху невпопад – нужны напротив глаза любящего тебе человека. Пока существует планета Земля и люди на ней, всегда будет любовь и измена, неожиданные встречи, прощания, будет тот, кто ждёт тебя, и тот, кого ты ищешь, и ещё не известно, найдёшь ли его в этой жизни.
– Ты знаешь, у меня чертовски разболелась башка от всего этого, у тебя нет каких-нибудь таблеток глотнуть?
– Нет, стараюсь не употреблять, приляг лучше на диван, положи голову мне на колени, я умею делать неплохой точечный массаж в области лба и затылка.
Он устало кивнул головой, сделал, как она сказала, лёг, по-детски уткнулся носом ей в живот и почувствовал, как от неё исходит нежный запах лаванды и молока, так когда-то очень давно пахла его мать, и этот аромат навсегда остался у него в глубине его памяти, что-то светлое, родное между аккуратно сложенными воспоминаниями на бесчисленных полках подсознания, где-то между отцовским ремнём и ласками матери, которых было так мало в его жизни. Её пальцы нежно скользили между его непокорных волос, успокаивая его сознание до нездорового дурмана, убедительно толкая в объятия навязчивого сна. Ему ещё никогда не было так хорошо, как сейчас, в руках этой непонятной женщины с ребёнком, с которой он познакомился несколько часов назад на мосте, подарил ей почти тысячу евро и почему-то сейчас счастливо засыпает у неё на коленях.
Утром его разбудил шум на кухне и звон разбитого стекла с ругательствами, он подумал на счастье и повернулся набок. Вскоре кто-то стал тормошить его за плечо, сквозь туман ресниц он увидел старую женщину с необыкновенно морщинистым лицом, которая будила его.
– Где Аннабелла? – спросил он её.
– Вставайте месье, просыпайтесь, здесь нет никакой Аннабеллы, да и вообще, что вы тут делаете, в это время.
– А вы?
– Я пришла здесь убирать после вас, уже почти без четверти десять, вам пора, уходите.
Стеклянный шар, как и прежде, продолжал катиться по дубовой стойке бара, всё так же раздражая посетителей своим резонирующим звуком, пока случайно не залетел на одну из многочисленных неровностей видавшего виды дерева, заставившей его подпрыгнуть и с грохотом упасть на пол, покатиться, подпрыгивая, вдоль по залу. Вспомнив слова Аннабеллы о счастье, которое он приносит, Карен лениво поднялся и пошёл его подымать. Шарик же, словно обрадовавшись свободе, обезумевший от счастья, нёсся метеоритом между рядами ровно уложенной плитки, блеснул своим глянцевым боком на прощание и всё же остановился перевести дух у ножки стола, возле чьих-то босоножек, сделанных из разных цветных кусков кожи, элегантно перетянутых на лодыжке с пальцем Мортона.