— Это удивительно, — уверенно припечатал он. — Необычно, скандально — согласен, — Аллен прикусил губу, жмурясь и не зная, что с собой делать — говорить словами так, чтобы было понятно, он попросту не умел, но очень хотел научиться. Теперь — хотел. Потому что теперь важно было, чтобы они с Тики понимали друг друга. И потому что он… — Но ты не должен себя ненавидеть за то, каким являешься, — оборвав его мысли, заявил Микк.
— Но ведь я же… мужчина, — выдохнул наконец Уолкер. — И это странно. И неправильно. И это против природы. Вот.
— Ты — пятнистая кошка, — многозначительно хмыкнул в ответ парень, явно намекая на оставшиеся с ночи у него на теле засосы. — И то, чем мы с тобой занимаемся наедине — тоже против природы. Ты назовешь это плохим?
— Я не называю нашего ребёнка плохим, Тики! — возмущенно воскликнул Аллен, нахмурившись, и поймал довольный лукавый взгляд, сразу же смутившись. Вот же гадюка, а. — Просто мне стыдно, — признался он, отводя глаза. Нужно сказать об этом. Нужно объяснить и признаться, а не прятаться словно трус. — Я же пытался сбежать от этого. Ненавидел себя, пытался от этого… избавиться, даже запретил свои повадки и привычки… я… — Аллен запнулся, приподняв плечи, и зло выдохнул с рыком. — Я же неправильный.
— Не все то, что неправильно… — Тики нахмурился и оборвал сам себя. — Погоди-ка… Что значит — пытался избавиться?.. То есть… — его объятия сжались крепче, и Аллен насморочно вздохнул, буквально предчувствуя близящуюся головомойку.
— Я ставил на себе опыты, — не глядя на Тики, признался он. — Лаборатория, в которой мы с тобой пили… она использовалась для того, чтобы привить Мане женскую фертильность. И потом в ней над собой измывался я. Но…, но ничего не вышло, — голос все-таки дрогнул, грозя сорваться, и Аллен мысленно проклял свое крайне нестабильное состояние, потому что к горлу подступил ком.
Что Тики скажет?.. Ведь если бы у Аллена получилось, не было бы сейчас этого разговора, их ребенка… Может — их самих не было бы тоже.
Микк крепко сжал его в руках, упираясь подбородком ему в макушку, и глубоко вздохнул.
— А теперь… ты жалеешь, что тебе это не удалось? — тихо поинтересовался он.
Аллен вздрогнул и перевёл удивленный взгляд на Тики.
— Я счастлив, что мне не удалось, — шепнул он, заключив в ладони его лицо, и медленно прикоснулся губами к щеке. — До твоего появления я ненавидел всё это, но сейчас я счастлив.
Тики улыбнулся ему и мягко поцеловал, заставляя судорожно вздохнуть и прижаться ближе.
Теперь Аллену нравилось его лихорадочное состояние. Возможно потому, что он знал — его провоцирует человек.
До столовой в тот день они так и не добрались.
========== XI ==========
Тики чувствовал себя по-идиотски счастливым.
На самом деле, наверное, это было неподходящее описание, но больше ничего в голову не приходило.
Он проводил почти всё время с Алленом, ощущая по отношению к нему трепетную нежность и необъятную заботу.
Уолкер, правда, спустя несколько дней принялся шипеть на него, когда Тики даже не собирался выпускать его из поля зрения и объятий.
«Чёрт подери, Микк, Ковчег на автопилоте далеко не улетит!»
И пришлось отпустить этого трудоголика, самому возвращаясь к работе. Никто, правда, ничего против не сказал. Даже наоборот, Канда, например, фыркнул, бормоча что-то про наконец-то удовлетворённых истеричек, а Мари уважительно похлопал по плечу, говоря, что хорошо, что их ссора в кои-то веки закончилась.
А еще был Тим, который как-то, по своему обыкновению ошиваясь рядом с Тики, пока тот был в зоопарке, с невинной мордашкой поинтересовался, значит ли это, что теперь он может называть парня папой. Своей детской непосредственностью этот маленький вундеркинд пользовался на всю, и Микк хорошо посмеялся, когда подумал, какое лицо будет его мальчика, как только он это услышит. И — сказал, что если сам Тимоти считает это правильным, то почему нет. На самом деле он подозревал, что Аллен может быть против, но отказать ребенку был просто не в силах.
У Тики вообще, как оказалось, обнаружилась редкая слабость к детям (или — этого парень не знал наверняка — к одному конкретному ребенку).
Ковчег сейчас направлялся к Румынии после долгого простоя в воздухе и летел достаточно быстро, словно и сам был рад ускориться, а Тим иногда рассказывал, что Цукиками и правда рад. Но — не только продолжению пути. И еще мальчик как-то сказал, что теперь он приходит чаще.
Словно Ковчег хотел поговорить с ним, но не мог, потому что его языком была музыка.
Тимоти с упоением рассказывал, как Цукиками устраивает целые концерты украдкой, пока Аллен спит, или как показывает укромные уголки и словно бы зовёт играть. А ещё — ребёнок говорил, что постоянно слышит приглушённый гул и мелодичные отзвуки, если Ковчег сам не обращается к нему.