Тики вообще был в шоке, когда нашёл его в зоопарке в окружении тигров, пантер и барсов. Аллен потом объяснил, что рядом с ними спокойнее, но Микка больше удивляло то, что кошки, обычно к людям относившиеся очень настороженно (даже к Мари — они никогда не позволяли ему гладить себя более пяти минут), льнули к юноше, словно стремясь обогреть и защитить его.
Уолкер заворочался и зарылся в одеяло по самую макушку, полной грудью вдыхая исходящий от белья запах, и Тики усмехнулся, отходя от кровати и устраиваясь в кресле с очередной взятой из библиотеки книгой. На этот раз это была «Лавка чудес» Жоржи Амаду.
Тики не так давно поймал себя на том, что ему нравятся романы, затрагивающие культурные и социальные стороны жизни общества, каким бы оно ни было. То общество, о котором повествовал этот писатель, уже давно кануло, и его не существовало почти полтысячелетия, однако читать о нем было все же интересно. Читать — и осознавать, что отголоски этого мертвого общества и его традиций где-то все еще живы и будут жить еще очень долго.
За окном быстро стемнело, и парень щелкнул пальцами, зажигая приобретенный недавно в одном из живых городов, куда они недавно спускались, торшер. Спать при мимолетном взгляде на сопящего юношу захотелось со страшной силой, и Микк вздохнул, пообещав себе отправиться в постель, как только закончит текущую главу.
И — в конечном итоге задремал в кресле.
Во сне он бежал.
Для него это было нормально — бежать от чего-то, потому что он всегда бежал. Даже — сбегал. Но теперь это было странно, и Тики не мог понять, куда бежит и почему. Вокруг стоял запах паленой плоти и жженого пластика, и кто-то кричал, и все рушилось, рушилось…
Не сразу парень опознал объятый пламенем главный блок, а когда узнал — его охватил ужас. Как же так? Неужели все, что он успел совершить — было сном? Чарующим, но жестоким сном, и ничего из этого не существует в реальности?
Неужели он все еще бежит?
Неужели бункер все еще горит, а Семья — не уничтожена?
Неужели Аллен всё ещё…
Аллен!
Тики заозирался, пытаясь выхватить взглядом рыжую макушку среди огненных всполохов, но чёрный дым застилал глаза и давил на горло, из-за чего Микка охватило отчаяние, ледяными лапами схватив за сердце.
— Здравствуй, внучек, — ласково проворковал знакомый голос.
Тики вздрогнул, не зная, как избавиться от своего страха и напружинивающего все тело напряжения. Господи-господи-господи, нет. Нет-нет-нет, пожалуйста. Только не там. Только не Аллен. Неужели он действительно там?!
Парень рванулся на голос в безумно-больном порыве помочь, спасти, оградить — и замер как вкопанный, совершенно парализованный собственным ужасом, стоило ему только увидеть обладателя голоса. Адам стоял прямо напротив его мальчика, и Тики честно не знал, видят его или нет, но очень не хотел быть замеченным. Он вырвался отсюда однажды и больше не хотел возвращаться в клетку.
Но и Аллена он тоже хотел спасти. Его мальчик был весь в ожогах, злой и израненный, он напоминал дикого зверя, загнанного в угол и оттого готового броситься на любого, кто сделает к нему хотя бы один лишний шаг.
Адам улыбался безумно и широко, так, словно все его планы свершились, словно вокруг — не пожирающий их жаркий огонь, а камера с закрученным в металл Уолкером. Словно он был счастлив.
Тики бросился вперёд, но страх парализовал его мышцы, не позволяя и двинуться с места. Глаза слезились от едкого дыма, горло сковало болезненным спазмом, а руки крупно задрожали, пронзаемые судорогой.
— Ты все равно останешься моим, Аллен, — довольно вещал Адам с мягкой улыбкой и ласковым взглядом. — Ты всегда им был, навсегда и…
Его прервал мокрый всхлип и хруст костей. Уолкер, молниеносный, опасный, звероподобный, замер прямо перед ним подобно одичалому чудовищу — растрёпанный, истекающий кровью и тяжело дышащий — и медленно вытаскивал из грудной клетки мужчины алую шрамованную руку.
Адам восхищенно улыбнулся, восторженно захлебнувшись кровью при вдохе, и просипел:
— Я всё равно выиграл…
Аллен молча снес ему голову один верным движением, и безразлично взмахнул ножом.
— Верно, — он обернулся, и Тики, судорожно вздохнув, увидел пустые стеклянные глаза.
И проснулся. Проснулся, потому что Аллен тряс его за плечо и хмуро поджимал губы.
За окном было уже светло.
Тики подорвался, широко распахнув глаза, и потянул шикнувшего Уолкера на колени, крепко прижимая к себе и чувствуя, как ему наигранно-возмущенно вздыхают в шею.
— На тебе были ожоги тогда? — это было первым, что обеспокоило Микка, стоило ему только начать различать сон и реальность.
Аллен был в его объятиях, живой и теплый, и тело затекло, а нос щекотал аромат лаванды, которым юноша буквально пропитался, потому что проводил в комнате Микка почти все свое свободное время. И настолько восхитительно было не ощущать едкого запаха пластиковой гари, что Тики едва сдержал облегченный смех.