От которого следовало бы избавиться как можно скорее. Чтобы не забывать о своей цели сбежать куда подальше, если прижмёт.
Потому что вместе с прорастающим восхищением появлялось и желание никуда не сбегать.
Последним на поверхность выполз сам Уолкер — весь перемазанный в крови, слизи, с синяками и шишками, потрёпанный и взлохмаченный, но улыбающийся во весь рот.
Канда, стоявший как раз рядом, дал ему сразу же увесистый подзатыльник.
— За что-о-о? — непонимающе проныл капитан, обиженно потирая затылок.
— За то, что постоянно куда-то лезешь, идиот. Пошли отсюда, — кинул он и развернулся, сердито одёргивая пропитавшуюся кровью куртку.
— Но…, но как же мои фресочки? — сконфуженно пробормотал Уолкер, указав пальцем в сторону руин.
— Обойдёшься, — веско бросил азиат.
— Но Юу!
— Я сказал: обойдёшься, — остановившись, обернулся Канда к застывшему мальчишке и так опасно прищурился, что даже Тики неуверенно сглотнул.
— То есть я зря спускался на эту хренову землю, да? — капризно поджал губы мальчишка, топнув ногой. Мечник скрестил на груди руки и с вызовом посмотрел на него, скептически ухмыляясь.
— Можно подумать, ты до этого редко спускался, — фыркнул в ответ он. — Кончай ломать комедию, Шпендель. Идем к кораблю.
Уолкер скорбно поджал губы (однако озорно сверкая глазами) и, вздернув подбородок, гордо прошествовал мимо удивленно вскинувшего бровь Тики к виднеющемуся вдалеке силуэту Ковчега.
— Просто прелесть, — закатил глаза Лави. — Люблю нашего кэпа — только выбрались из заварухи, а он беспокоится о каких-то фресках. Ежу понятно, что их там не было!
Микк хотел было поинтересоваться, что означает это странное «ежу понятно», но в итоге только поморщился и решил позабыть об этом. По всей видимости, это была какая-то жутко древняя поговорка, о которой он просто не знал. Ну, потому что в Семье говорили по большей части исключительно матом или научными терминами, третьего было, в общем-то, не дано.
Адам, правда, матов не любил и иногда использовал в речи странные заковыристые литературные конструкции, из-за чего Тики часто просто не мог его понять.
Примерно через час они добрались до Ковчега, и Микк пару раз видел, как капитан подозрительно серьёзно о чём-то говорил с Кандой, который отвечал ему с тем же серьёзно-недовольным лицом.
Тики, честно говоря, понравилось видеть Уолкера таким… напряжённым. Без этих его шуточек, вечной ухмылки, переполненной ехидной наглостью, и насмешливых взглядов он был похож на вполне обычного парня, находиться рядом с которым было даже приятно.
Но то, что чувство юмора у него оказалось таким идиотским, было… немного грустно.
Потому что Тики ненавидел идиотские шутки.
А значит, игнорирование капитана продолжалось.
Оставшиеся члены экипажа встретили их тревожно и радостно: Джонни, чуть ли не расплакавшись, бросился на них, обнимая каждого, Линали обеспокоенно осмотрела Лави, бережно касаясь его синяков и царапин, Лоу Фа испуганно поинтересовалась у капитана о самочувствии, Мари с Крори осторожно понесли внезапно упавшего Алму (у которого оказалась сломана нога — «Тики, идиот, Канда же его всю дорогу поддерживал»), Джерри пообещал приготовить что-нибудь ну очень вкусненького и двойную порцию обеда для Уолкера, Миранда же упала в обморок ещё на первых минутах их воссоединения.
Микк поймал себя на том, что улыбается самыми уголками губ. Он наблюдал за происходящим со стороны, и ему хорошо было видно, как все они друг к другу привязаны. Теперь — видно.
Интересно, они всегда возвращаются… вот так?
Тики взошел на борт и только тут немного расслабился, ощущая себя в относительной безопасности. В относительной — потому что полной безопасности никогда нет. Даже здесь.
Здесь — тем более. Потому что восхищение — это очень хреново. И надо как-то его искоренять, иначе такими темпами недолго влюбиться в этого идиота.
Тики ни разу ничего такого — ну, вроде влюбленности — не ощущал (собственно, как и восхищения — просто с восхищением хотя бы все было ясно с логической точки зрения) и ощущать не особо стремился. Это могло сбить его с пути — с того пути, какой он для себя наметил: бежать без оглядки от всего подозрительного и опасного.
А Микк до жути не хотел сбиваться.
И уж тем более — восхищаться кем-то вроде Уолкера. Только этого ему не хватало. Стоит только капитану узнать о чем-то таком — и тот сразу же в своей манере высмеет его на весь экипаж.
Высмеет же, да?
Ведь мальчишка был наглым, насмешливым и слишком опасным — лживый до основания, ненастоящий, словно стремился показать всем вокруг, какой он умный и крутой.
А ещё он был надёжным. На него можно было положиться — тот волновался и стремился защитить. Правда, немного варварским методами, как и говорила ему Линали в первую встречу, но рядом с ним — правда, только когда тот был серьёзно настроенным — Тики чувствовал себя намного спокойнее. И в безопасности.
Снова эта пресловутая безопасность, которая должна быть относительной, потому что нигде не бывает полностью безопасно.