Потому что таким молчаливым, серьёзным и злым капитана он видел лишь раз, а зрелище это хоть и было в чём-то прекрасно, но слишком опасно — стоило сказать что-нибудь не то, как можно было и получить.
— Одной из наших… задач, — начал объяснять Уолкер, даже не глядя на Тики, — является уничтожение ноевских лабораторий. И вот прямо сейчас одна из них уничтожается. Но не нами.
— Но… тогда кем? — парень нахмурился, тоже глядя в один из голоэкранов, на котором можно было заметить бегущего прочь горящего человека. Несчастный падал, катался по земле в попытках сбить пламя, но у него не выходило, и он снова бежал.
Это выглядело ужасно.
Тики знал о людях с такой кожей. Этот бедняга не погаснет, пока от него не останется только кусок обгоревшей зловонной плоти.
А также он знал еще и о том, что его семья вполне способна сама подпалить свою лабораторию для того, чтобы привлечь внимание Уолкера.
— Вот это нам и предстоит выяснить, — между тем глухим от злости голосом отозвался капитан.
Тики не видел его глаз, но был отчего-то уверен, что это даже хорошо — ему совершенно не хотелось увидеть выражение лица мальчишки. Что-то подсказывало ему, что это было опасно.
Потому что уже сейчас атмосфера вокруг капитана вновь стала напоминать чем-то Адама — тот тоже иногда злился так, что казалось, словно воздух вокруг него искрится от напряжения.
Через несколько минут они приземлились, и Уолкер, взяв с собой Тики, Канду и Лави (Алма всё ещё восстанавливался), мигом помчался на улицу, на ходу надевая тёплую парку поверх плаща.
Вокруг царил пылающий ад. Микк быстро огляделся и пожалел о том, что не заглянул в арсенал прежде чем выйти наружу, но было уже поздно. С собой у него был пистолет капитана и запасные патроны, а еще парень сделал снова концентрированный нейтрализатор Шерила за эти дни, и теперь шприцов с собой у него было куда больше, чем десять штук.
Уолкер махнул рукой, призывая всех следовать за собой, и Тики поспешил.
К такому Лулу Белл своего идеального человека, увы, не готовила. Вокруг царило жаркое зловоние, на земле валялись обгорелые изувеченные трупы — видно, кто-то срывал с себя капельницы, а кто-то бил стекло своих келий и лез в получившиеся дыры, ранясь осколками.
Подобное пожарище Тики видел лишь раз — он сам же его и устроил, чтобы сбежать. Но тогда… он сжег только блок L — лабораторный блок своей матери. Тот имел свой собственный выход наружу, и парню просто нужно было отвлечь от себя внимание. Людей тогда в блоке было мало — большинство из них были задействованы в транспортировке материала в другие лаборатории — ведь каждый в Семье специализировался на чем-то своем — и в палатах были только бесноватые.
Их-то Тики и поджег. А следом за ними — баллоны с газом.
Дежурные ученые решили спасти, как видно, свои шкуры, но случайно наткнулись на него. Одному Тики сломал хребет, а другому свернул шею. И ни капли об этом не пожалел за весь прошедший год — каждый день эти двое ставили ему капельницы ровно в пять утра, и после введения в кровь состава Микка еще часа два дико крючило от боли.
А потом приходила мать, тщательнейшим образом осматривала его и записывала в толстый старомодный ежедневник в кожаной обложке все снятые приборами показания.
Ее лабораторный журнал — это все, исключая документы, что Тики забрал с собой из сожранного пожаром блока.
Он спрятал его в самый дальний угол шкафа, завалил книгами и различной мелочёвкой, не вспоминал сутками — журнал был просто напоминанием о том, что Микк — часть Семьи.
Семьи больных фанатичных учёных.
И Тики не должен был забывать об этом — он сбежал именно потому, что не хотел быть таким же. Хотел свободы.
Поэтому парень всегда помнил, что журнал есть, пусть этот факт и терялся среди суматохи дня.
В лаборатории стоял жаркий запах горелой плоти, и вообще на месте здания теперь были лишь обгоревшие столбы и расплавленная масса из металла и стекла. Ничего не осталось. Всё было выжжено.
Уолкер нетерпеливо осматривался по сторонам, в панике метаясь с места на место, перепрыгивая через обломки, заглядывая под камни и оплавленную арматуру.
— Вот твари!.. — наконец в ярости рыкнул он. — Какие же твари! Не пожалели никого!..
Тики смерил его задумчивым взглядом, не отставая ни на шаг, и закусил изнутри щеку.
Кого здесь жалеть, если это лаборатория Семьи, полная бесноватых и экспериментальных образцов идеальных людей, подчиняющихся приказам Адама? Ученых или самих бесноватых?
Или…
Микк не думал о том, по какой именно причине Уолкер крушит лаборатории, но ведь должно же быть что-то кроме желания привлечь к себе внимание Семьи. В этой причине парень совершенно не сомневался — слишком много удовольствия капитан получал от таких стычек. Лулу Белл часто сетовала на то, что слушать братцев Кэмпбелл было совершенно невозможно — потому что Аллен Уолкер занимает все их мысли почти постоянно.
В таком случае, что могло привлечь капитана, кроме людей? Значило ли это, что он искал среди экспериментальных образцов всех адекватных и отпускал их? Или… привозил в Орден?