Аномалии личности. Психологический подход

Отстаивание это может быть, конечно же, существенно разным – и активным, и пассивным, и сознательным, и неосознанным, – но именно оно составляет стержень самосознания, основу позиции человека. Так что, проснувшись утром, человек не просто продолжает с той же точки остановившуюся на время сна активную жизнь, словно кем-то заведенный механизм, но выбирает, оправдывает, намечает свои пути осуществления, «заячьи» и «львиные» в том числе^*.

Слова Гете «лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой» носят поэтому отнюдь не метафорический, а прямой психологический смысл: и счастье и свободу человек не может завоевать раз и навсегда, на всю оставшуюся жизнь, он (и это единственный путь) должен завоевывать, отстаивать их ежедневно. «Мне смешно вспоминать, – писал Л. Н. Толстой своей родственнице, – как я думал, как и вы, кажется, думаете, что можно себе устроить счастливый и честный мирок, в котором спокойно, без ошибок и путаницы жить себе потихоньку и делать не торопясь, аккуратно все только хорошее. Смешно! Нельзя… Все равно как нельзя, не двигаясь, не делая моциона, быть здоровым. Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие – душевная подлость». Ф. М. Достоевский писал, что «все дело-то человеческое в том только и состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не штифтик!».

Известной аналогией может послужить каждый наш физический шаг, который с точки зрения биомеханики может быть определен как остановленное – вернее, преодоленное падение: начиная ход и переступая с одной ноги в шаг, мы бросаем тело вперед, чтобы подхватить его, подставив другую ногу. Стоящий не движется в данном физическом пространстве, но лишь во времени – оно, обтекая, уходит, проходит мимо него, а он – тем самым – удаляется, отстает от него (как провожающий или опоздавший на платформе от уходящего поезда). Идущий всегда рискует – споткнуться, свернуть не туда, упасть, но только так он может двигаться вперед. Каждый шаг на пути к человеческому в человеке есть тоже преодоление и риск, но не в физическом, а в ином – жизненно-смысловом, духовно-нравственном пространстве (вне зависимости от понимания его максимы – как вообще человечности или Царства Божия на земле)[94]. Лишь так заложенные начертанья, намеки, обещанья способны обрести действительные формы жизни, зримые черты. Да не увидит равнодушное к нам время, как мы годами топчемся и медлим на платформе опасений, все не решаясь устремиться вслед своим надеждам, упованиям и встречам.

И это движение в нравственно-смысловом пространстве, его доказательство, отстаивание, выбор отнюдь не вытекают из наших естественных влечений, потребностей, инстинктов. Как справедливо констатировал М. К. Мамардашвили, – «жизненный путь требует наших усилий противостояния естественности – естественности обиды на обидчика, естественности ответа ударом на удар, естественности нежелания чувствовать боль, естественности чувства самосохранения в конечном итоге». Это многотрудное движение по пути к человеку, это созидание в себе человека, способность и возможность такого самостроительства подразумевают наличие некоего психологического орудия, «органа», постоянно и ежечасно координирующего и направляющего этот невиданный, не имеющий аналогов в живой природе процесс. Этим «органом» и является личность человека.

Таким образом, личность как специфическая, не сводимая к другим измерениям (темпераменту, индивидным свойствам и т. п.) психологическая конструкция не является полностью самодостаточной, в себе самой несущей конечный смысл своего существования. Смысл этот обретается в зависимости от складывающихся отношений, связей с сущностными характеристиками человеческого бытия. Иначе говоря, сущность личности и сущность человека отделены друг от друга тем, что первое есть способ, инструмент, средство организации достижения второго, и, значит, первое получает смысл и оправдание во втором, тогда как второе в самом себе несет свое высшее оправдание[95].

Действует, любит, ненавидит, борется не личность, а человек, обладающий личностью, через нее, особым, только ему присущим образом организующий свою деятельность, любовь, ненависть и борьбу. Отсюда и характеристика личности, ее «нормальность» или «аномальность» зависят от того, как служит она человеку, способствуют ли ее позиция, конкретная организация и направленность приобщению к человеческой сущности или, напротив, разобщают с этой сущностью, запутывают и усложняют связи с ней.