Аномалия

– Почему же почтить память, мадам? Я себя не оплакиваю. Сначала я подумал, что, поднявшись на эту скалу, я скорее пойму, что к чему, но вовсе нет, как оказалось. Я знаю лишь, что меня четыре дня держали взаперти, что, уехав из дому в конце зимы, я вернулся летом. Давайте пообедаем в городе. Мне жизненно необходима колбаска из потрохов. И бокал медока. Даже несколько.

Они садятся в черный “пежо” и медленно едут в сторону Этрета. За рулем офицер СОВЛ, Службы охраны высокопоставленных лиц. Виктор и Клеманс сидят сзади, молодая психологиня впереди. В машине воцаряется молчание, слышно только, как она бойко стучит по клавиатуре. Виктор поглощен пейзажем из травы и мела, а издательница не может оторвать глаз от писателя. Она уже смирилась с тем, что никогда его не увидит, и так разволновалась, когда он появился, что уже не знает, что и думать. Она перечитала все его книги, и он ей стал еще ближе, чем когда-либо. После его смерти в ее душе образовалась пустота.

В ресторане Виктор выбирает круглый стол, настаивает на том, чтобы они пообедали все вместе, включая охранника, хотя ему и не положено по штату. Писатель заказывает колбаску из потрохов и бутылку “Шато Ла Пайетт” 2016 года, улыбается Клеманс.

– С ума сойти, мы с тобой ужинали на прошлой неделе, и это было в начале марта. Ты-то хоть рада меня видеть?

Издательница задумчиво смотрит на Меселя, но ее взгляд блуждает где-то вдали, поверх его головы. Они тогда шли, увязая в грязи, под дождем, с урной в руках. Белый водоворот пепла, шум ветра, слова Екклесиаста: “Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем”. Виктор возвращает ее на землю:

– Клеманс! Ты рада меня видеть?

– Да, Виктор, очень рада. Прости. Я пережила два ужасных и при этом очень странных месяца. А теперь вот это все. Знаешь, как в том анекдоте…

Клеманс силится подобрать слова. В одном еврейском анекдоте Бог часто перечитывает Тору, пытаясь понять, что происходит в мире, который он создал.

– Почему ты связался только со мной? – спрашивает она.

– Я доверяю тебе больше, чем кому-либо, я знаю, что ты не разболтаешь. Ты кому-нибудь рассказала? Нет. Вот видишь.

– Это просто незначительная отсрочка, не более того. Рано или поздно все узнают, что ты был на том рейсе.

– Не факт, – возражает Микалёфф. – Список пассажиров будет навечно засекречен, спецслужбы гарантируют.

– Я могу исчезнуть, – продолжает Виктор, – начать новую жизнь под другой фамилией. Правительство предложило нам такой вариант.

– Да ты сам не согласишься, для тебя это неприемлемо.

Она включает планшет, заходит на сайт издательства, кликает на “Новинки”, “Аномалия”, затем на вкладку “Пресса”.

– Тут больше сотни статей, передач и твоя рожа повсюду. В том числе на обложке журнала “Лир” за прошлый месяц. В работе уже шесть переводов, и когда они узнают, что ты… можешь себе представить, какой поднимется переполох… как, интересно, ты исчезнешь… разве что сделаешь пластическую операцию…

В то утро на базе в Эврё Виктор прочел “Аномалию”. Он узнал свою манеру письма, но все равно это все чужое. Ему не по душе искусство метких формулировок, он не большой поклонник афоризмов. Ему невдомек, почему эту книгу встретили с таким энтузиазмом.

– Прямо Янкелевич под ЛСД, – улыбается Виктор. – Другой я. До отъезда в Нью-Йорк я не написал ни строчки.

– Я почувствовала тебя в этом тексте, и мне понравилось, – говорит Клеманс. – Иначе я бы не стала издавать. Тебе придется смириться – продано уже более двухсот тысяч экземпляров…

– Надо мне было раньше подсесть на ЛСД…

Она закрывает планшет и решительным жестом наливает себе бокал медока.

– Мы должны объявить о твоем “воскрешении”. Ливио будет счастлив.

– Что? Салерно?

– Он главный вдохновитель клуба твоих посмертных друзей.

– Я бы не назвал его другом… у нас были просто общие знакомые.

– Вы часто виделись до того, как ты… до твоей… Кстати, он произнес блестящую речь в крематории и с жутким итальянским акцентом цитировал отрывки из твоих книг.

– Ливио всегда обожал похороны. Надгробное слово – его звездный час, прекрасный повод проявить деликатность и величие души.

– Не могу не признать, что он был как рыба в воде. А вот Иляна…

– Иляна? Она бросила меня полгода назад. Ну, девять месяцев…

– Вы помирились… сравнительно недавно. Она даже утверждает, что вы воссоединились.

– Было бы странно…