Анонимное общество любителей морских купаний

— Не знаю. Он был на борту «Галатеи», когда я вернулся с барышнями к пирсу. Сказал, что быть рядом в такой час — это его долг и указание мадам де Ле Блан. Вникать не было времени. Что-то не так?

— Во что это он одет? Маскарады здесь обычно вечером. Ладно, потом разберемся…

Граф Тарло положил на стол запечатанную сургучом коробку и предложил капитану:

— Желаете вскрыть?

— Ну что вы, граф, я вам доверяю.

Владимир кивнул, сломал печать и разложил на столе десяток совершенно одинаковых коробок.

— Прошу вас, Николай Викентьевич, сделать выбор.

— Пусть эта.

Командир «Баяна» ткнул указательным пальцем в одну из колод.

— Отлично.

Тарло распечатал выбранные карты.

— Бросаем монетку, чья рука первая. Дорогая, у тебя есть с собой мелочь?

Женевьева с улыбкой открыла небольшой ридикюль и протянула пять франков.

— Орел, или решка?

— Двух мнений быть не может, — расправил плечи Лепешинцев. — Конечно, орел!

— Как я мог усомниться? И лучше всего — двуглавый.

Монетка взмыла под потолок и приземлилась на ладони графа.

— Орел! Пожалуйста, ваш черед тасовать.

Улыбаясь, он подтолкнул к Лепешинцеву колоду. Тот взял ее и начал быстро перекидывать карты.

«Так. Оверхенд шафл, — с улыбкой глядя на тасовку, про себя резюмировал Тарло. — Сиречь, классическое тасование из руки в руку. Мизинец при этом держит не на торце колоды, а сбоку. Похоже, всякой экзотики, вроде рифл шафла, стрип шафла, или индийской тасовки он не знает, и демонстрировать их сейчас за столом не стоит. Верно, перебрасывался в картишки в кругу семьи, да в офицерском собрании. Во всяком случае, на «мельницах» по-крупному не играл. Что ж, может, оно и к лучшему».

— Пожалуйте!

Капитан положил карты перед графом. Тот небрежно сдвинул колоду и, Лепешинцев, переложив верхнюю часть вниз, взял ее и начал сдавать налево — направо, налево-направо.

— Дама пик, — наконец объявил он.

Граф открыл следующую карту. Это была не дама червей.

— Выигрыш за вами, капитан! Я желаю продолжить игру. Ставка двадцать франков.

— Принимаю, — кивнул Николай Викентьевич.

Игра продолжалась два часа. Затем удары корабельной рынды возвестили наступление полудня, и любезный хозяин предложил гостям отобедать. Предложение было с радостью принято. Тарло поглядел на золотой брегет, с удовольствием отмечая, что именно в этот миг «Баян» намерен был открыть огонь по столице.

За сытной и вкусной трапезой прошел еще час. Очарованный красотой Алисы, капитан то и дело бросал на нее пламенные взоры, давая Тарло возможность оценить, как, должно быть, выглядел он сам в утро основания тайной службы княжества.

Затем игра продолжилась. Пачки купюр то увеличивались, то уменьшались, переходя с одного конца стола на другой. Владимир искоса поглядывал на корабельный хронометр, стоявший на капитанском столе. Еще час, и еще… Уже были сменены три колоды, а игра все длилась. Наконец стрелки пересекли заветную черту шести часов пополудни.

— Ваша очередь тасовать, граф.

Капитан первого ранга Лепешинцев переплел пальцы и довольно хрустнул ими.

— На кону триста тысяч!

Тарло прикрыл глаза.

— Устали?

— Немного. Почему-то крутятся в голове, не дают сосредоточиться стихи моего старинного приятеля. Я вам нынче говорил о нем. Вот послушайте:

— В порту далекого Бомбея,
Где люди, медные с лица,
Глядят, нимало не робея,
В глаза предвечного Творца,

Монах в одежде цвета неба,

Зарей расцветшего едва,
Просил себе воды и хлеба
В обмен на мудрые слова.

О берег колотились волны

И ветер выл в сетях снастей
Я вопрошал, сомнений полный,
Игрушка долга и страстей:

— Зачем влачу я жизни бремя,

На что транжирю дней запас,
Когда придет, наступит время
Наступит и раздавит нас?

Он отвечать не торопился —

Мешать слова со скрипом рей.
И зайчик солнечный резвился
В надежных лапах якорей.

— Здесь нет ни радости, ни горя.

Мы там мертвы, а тут живем.
Мы капли, что познали море
В перерождении своем.

— Как по мне, красивые стихи, — кивнул Лепешинцев. — Впрочем, я не силен в поэзии… Вот ведь, какая неожиданность! Кто бы подумать мог, что наш общий знакомый — истинный поэт…

— О, да. Еще в Пажеском корпусе он печатался в «Невском вестнике». Конечно, не под своей фамилией… Георгий Бригов — быть может, слышали?

— Вряд ли. Литературой не увлекался. Вот астрономия…

— Простите мое любопытство, капитан, — негромко произнесла Женевьева, прикасаясь легким пальчиком к надраенной трубе оптического прибора. — Какое усиление у вашего телескопа?

— Мадемуазель, — удивился капитан, — Вам это действительно интересно?