Anorex-a-Gogo (СИ)

Я так сильно смеюсь, что у меня сводит мышцы живота. Джерард беспокоится обо мне? Конечно, нет, блять. Он не хочет иметь со мной ничего общего. Он хороший парень.

Он просто пристально смотрит.

Каждый удар постепенно убивает меня. Я умираю изнутри. Это больно. Это весело.

Парень, удовлетворённо улыбаясь, тяжело дышит от напряжения.

— Ты это заслужил, педик, — говорит он, а затем плюёт на моё разбитое лицо. В следующую минуту все они уходят.

Я смотрю на Джерарда и всё ещё продолжаю ломаться. Я этого заслуживаю. Я заслужил всё это за свои надежды на лучшее, а сейчас мне больно, так больно. Чертовски забавно, как карма может убить тебя.

Я чувствую, как моя грудь вздымается, я задыхаюсь от неуместного смеха. Моё лицо мокрое от крови, пота, слёз и плевков. Металлический запах собственной крови вызывает тошноту, но я слишком сильно смеюсь, чтобы позаботиться об этом. Каждый мускул в моём теле болит от смеха, но я не могу остановиться.

Джерард не смеётся. Он медленно подходит, всё ещё держа руки в карманах. Он находится всего в метре от меня, истерически смеющегося на полу. Это почти визжание. И внезапно оказывается, что это больше не смех. Моя грудь содрогается от рыданий, прорывающихся изнутри. Слёзы продолжают катиться по лицу, почти полностью застилая глаза. Я сворачиваюсь в комочек и прерывисто плачу, задыхаясь. У меня всё болит. Но Джерард не отводит взгляда, и я ничего не понимаю.

Всё это так смешно, но я больше не могу смеяться. Я могу только плакать, потому что я заслуживаю намного худшего, чем жестокое избиение. Я заслуживаю этого жалостливого взгляда Джерарда. Это ещё хуже любого удара в живот.

Кажется, что проходит несколько часов, прежде чем мои рыдания постепенно утихают, и на их смену приходят ужасные хрипы, из-за которых кажется, что я действительно умираю. Может, так и есть.

Как только я перестаю так сильно плакать, Джерард поднимает мою голову и кладёт себе на колени. Он гладит меня по волосам и позволяет крови капать на его узкие джинсы. Я знаю, что измазываю его кровью, слезами и соплями, но он, кажется, этого не замечает. Или, может быть, его это просто не волнует. Моя здоровая рука цепляется за его футболку, пока маленькое тело дрожит от усталости.

Я хочу быть невидимым. Но больше этого я хочу, чтобы он увидел меня. Я хочу, чтобы он и только он увидел, какой я на самом деле.

Отвратительный слабый трус.

Река

Мы остаёмся в коридоре. Вокруг никого нет, все ушли на ланч. Те, кто ещё остался внутри, вероятно, на нижних этажах. Всё, что здесь есть — давно заброшенная ванная комната, кладовая дворника и кабинет, где раньше учили домоводству, когда в школах ещё преподавали такое дерьмо.

Я осознаю только три вещи:

1) Моё дыхание поверхностное и хрипящее из-за опухшей губы и крови, засохшей в носу.

2) Тонкие пальцы Джерарда вплетены в мои волосы. Пожалуй, это единственное, что держит меня в сознании.

3) И последнее, но, конечно, не последнее по важности, мой позор. Каждый сантиметр моего тела пропитан стыдом. Джерард, наконец, видит, кто я на самом деле. Я впустую трачу свою жизнь. Мне стыдно, что я всё ещё здесь, дышу и ненавижу себя, в то время, как есть кто-то мёртвый, но, вероятно, заслуживающий жизни больше, чем я. Тот, кто, вероятно, хочет жить больше, чем я. Но прямо сейчас больше всего я хочу быть в состоянии сказать что-то стоящее Джерарду.

Поблагодарить за... за что? За то, что наблюдал за тем, как из меня выбивают дерьмо? Да. Потому что мы оба знаем, что если бы он вмешался, мне бы влетело ещё больше. У меня есть ощущение, что если бы он попытался уложить тех парней, мы бы оба оказались на полу, истекающие кровью. И кто же тогда заставил бы меня чувствовать себя в безопасности?

Я признаю, что у меня напрочь отсутствует здравомыслие. Сколько вы знаете людей, которые просто приветствуют вас, а вы уже балансируете на грани безумия? Готов поспорить и ставлю свою жизнь, что у большинства из вас нет ни одного такого человека. А если он есть? Вам чертовски повезло, не облажайтесь, чуваки.

— Я — тупица, — это совсем не то, что я планировал ему сказать, но это вполне предсказуемо.

Атмосфера меняется, когда мои позорные слова повисают в пустом коридоре. Единственное, что остаётся неизменным — пальцы Джерарда в моих волосах.

— Тсс, Фрэнки, это всего лишь я, — шепчет он.

Я вскакиваю с его колен, моё сердце колотится со скоростью восемь миллионов ударов в минуту. Я уже давно не в коридоре, я в спальне с Оуэном. Он шепчет те же слова. Тссс, Фрэнки, это всего лишь я. И взгляд его ледяных голубых глаз металлическими шипами вонзается мне в грудь, так что я оказываюсь пригвождённым к кровати и задыхаюсь под его взглядом...

— Это я — тупица, — продолжает он мягко, пытаясь снова меня успокоить. Он не задаёт вопросов, почему я так разволновался. — Просто тупица Джи.

— Джи? — шепчу я, поворачиваясь к нему лицом. Он мягко мне улыбается, его бледные пальцы в моих волосах.

— Майки называл меня так, когда был маленьким, — говорит он, улыбаясь воспоминанию. — Он не мог выговаривать Джерард, поэтому называл меня Джи.