Читаем Anorex-a-Gogo (СИ) полностью

— Ты л-лизнул меня? — пробормотал я, вспыхнув. Мой голос звучал изумлённо.



— Не мог бы ты повторить это?



Я мог только вообразить, как сейчас выглядело моё лицо, с широко распахнутыми глазами и отвисшей челюстью.



— Ты лизнул меня... прежде чем я потерял сознание! Ты взял мою руку и просто её, блять, облизал! — прокричал я, отодвигаясь от него.



В течение нескольких удушающих минут он выглядит таким же удивлённым, как я. Потом его лицо расслабляется, и на губах появляется лёгкая ухмылка. Он смеётся и опускается на кушетку, заложив руки за голову. Его футболка задирается на несколько сантиметров, обнажая привлекательный бледный живот.



Я оборачиваюсь к нему, всё ещё пребывая в шоке.



— Почему ты лизнул меня?



Джерард пожимает плечами, лениво ухмыляясь.



— Ты был в крови.



— И поэтому ты лизнул меня?



— Я же должен был стереть кровь.



— Мы были в ванной! Ты... ты не мог воспользоваться раковиной или ещё чем-нибудь?



— Ну не могут же все быть такими умными, как ты, Фрэнки, — говорит он торжественно, прежде чем снова ухмыльнуться.



Я надуваю губы, снова поворачиваясь лицом к двери. Его улыбка висит в воздухе, как если бы это на самом деле можно было ощутить. Но дело в том, что прямо сейчас я представляю его язык, скользящий по моей коже. Не обязательно по окровавленной, не обязательно по руке. Просто его язык на моей голой коже.



Это на самом деле неплохо выглядит.



Подождите, нет. Это ужасно выглядит. Я же ничего не чувствую. Ничего ни к кому не чувствую. Я — невидимый.



Доктор Красавчик возвращается в комнату, вынимает иглу из вены, прикладывает ватку и заклеивает лейкопластырем.



— Не волнуйся, Фрэнк, — говорит он с идеальной, как у Джерарда, ухмылкой. Я не отвечаю. Я просто хочу убраться подальше... от всего и выхожу из приёмного покоя.



Тишина в машине Джерарда совсем не комфортная. Неудобная и наполненная напряжением. Ты можешь почувствовать это, когда делаешь вдох.



Ледяные капли дождя всё ещё бьют по автомобилю. Джерард включает печку, и из-за тёплого воздуха его щёки розовеют, что делает его ещё красивее. Я уверен, что из-за него выгляжу, как помидор.



Он не разговаривает, но, кажется, удовлетворён тем, что ведёт машину молча, и ухмылка всё ещё играет на его губах. Я тоже не буду говорить, потому что прямо сейчас хочу быть невидимым, и правило №2 гласит, что разговоры не принесут тебе ничего, кроме неприятностей, и я твёрдо уверен в этом.



Так что мы держим наши рты на замке, не желая признавать события, произошедшие с нами за этот день.



Когда мы подъезжаем к дому Уэев, я замечаю Майки, который курит на крыльце. Он выглядит раздражённым, и я, вероятно, догадываюсь почему.



— Где вы двое были? — спрашивает он. Всегда странно слышать и видеть Майки сердитым, потому что он обычно непринуждённый и спокойный парень.



Джерард подходит к нему, вырывает сигарету из губ брата, и затягивается сам.



— Курить вредно, — ругает он Майки, выдыхая на него дым. Тот закатывает глаза, но не возражает.



— Это не ответ на мой вопрос. — Он смотрит на меня. — Фрэнки?



Я замираю, когда все взоры обращаются на меня.



— Эмм, — я запинаюсь, пытаясь поймать взгляд Джерарда. У меня получается, и это своеобразное соглашение не рассказывать о больнице.



— Мы выходили за попкорном для микроволновки, — говорит небрежно Джерард, держа в руках пачку попкорна с маслом. Я понятия не имею, откуда он её, чёрт возьми, взял, но на задних сиденьях его машины столько разного дерьма, так что я не удивлюсь, если он обнаружил там её прежде, чем мы вышли.



Майки поворачивается то ко мне, то к брату, то снова ко мне. Не думаю, что он верит нам.



— Хорошо... — наконец произносит он, всё ещё глядя на нас с подозрением. — Ну, раз у нас есть попкорн, то почему бы нам не посмотреть фильм или ещё что-нибудь?



Джерард делает ещё одну затяжку, прежде чем тушит сигарету о деревянные перила и выкидывает её куда-то в сад. Бормочет "Классно" и заходит в дом. Майки заходит следом, закрывая дверь. И затем на крыльце остаюсь только я, мокнущий под дождём, который всё ещё идёт.



И чёрт, я никогда не чувствовал себя более запутанным и смущённым.


Ошибки

Правило №5: никогда никому не доверяй. Ты не можешь довериться человеку, независимо от того, кем он является. Потому что в девяти случаях из десяти человек предаёт твоё доверие.



К утру понедельника я убедился, что нарушил каждое правило "Быть невидимым". За выходные я прибавил килограмм, и теперь вешу 56. Я много разговаривал с Джерардом и Майки, совершенно при этом не думая. Я доказывал сам себе миллион раз, что-то, что я чувствовал к Джерарду, было просто галлюцинацией оттого, что я слишком долго ничего не ел. Я разложил по полочкам каждую эмоцию, которую испытал в приёмном покое больницы. И, что хуже всего, я полностью доверился Джерарду. Я не хотел этого, но сделал. Вероятно, это было моей самой большой ошибкой из всех.



И я знаю, что в конечном итоге из-за всего этого карма снова схватит меня за задницу. Она никогда не оставит меня в покое.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Наводнение
Наводнение

Роман «Наводнение» – остросюжетное повествование, действие которого разворачивается в Эль-Параисо, маленьком латиноамериканском государстве. В этой стране живет главный герой романа – Луис Каррера, живет мирно и счастливо, пока вдруг его не начинают преследовать совершенно неизвестные ему люди. Луис поневоле вступает в борьбу с ними и с ужасом узнает, что они – профессиональные преступники, «кокаиновые гангстеры», по ошибке принявшие его за своего конкурента…Герои произведения не согласны принять мир, в котором главной формой отношений между людьми является насилие. Они стоят на позициях действенного гуманизма, пытаются найти свой путь в этом мире.

Alison Skaling , Евгений Замятин , Сергей Александрович Высоцкий , Сергей Высоцкий , Сергей Хелемендик , Элина Скорынина

Фантастика / Приключения / Детективы / Драматургия / Современная проза / Прочие приключения
Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия