Читаем Anorex-a-Gogo (СИ) полностью

Теперь он улыбается, узнавая собственные слова. Вместо того, чтобы говорить, его глаза бродят по моему лицу, подмечая взглядом каждую деталь, каждый недостаток, который я ненавидел в себе так долго. Я чувствую себя красивым только тогда, когда он видит их. Я чувствую притяжение и головокружительный ужас от того, что он смотрит на меня, внимательно смотрит и всё ещё хочет целовать меня и прикасаться ко мне. Я чувствую кончики его пальцев, прекрасно шероховатые, гладящие меня по лбу, спускающиеся к задней части шеи.



И затем он целует меня, и этот поцелуй глубже, намного глубже. Как будто я тону, не в силах нормально дышать, пока вода разбивается и кружится вокруг меня, утаскивая моё тело на дно, но он здесь. Мы здесь, и мы никуда не денемся.



Я смутно понимаю, что мы всё ещё в общественном месте, припаркованы на обочине у довольно оживлённой улицы, но это нормально. Нам недостаёт уюта, но у нас есть миллион ватт тепла и электроэнергии, которая возникает между нашей кожей, компенсируя уют, и это тоже нормально. Его поцелуй дарит наркотическое опьянение, в результате чего мои губы немеют, а мозг полностью отключается. Я обнаруживаю, что тону в его поцелуе, в нём, но в то же время я обнаруживаю, что хочу с криком убежать от этой машины, от этой химии, которая погружает меня слишком глубоко в него.



Парализованный. Со страхом. С желанием. С необходимостью. Его пальцы задевают мои ключицы. Я дрожу напротив него. Всё это время идёт борьба, внутренняя борьба, и если я проиграю её, мне конец, но если я выиграю... всё изменится. Потому что если я выиграю, то сдамся ему, и окончательно разрушу те стены, которые я тщательно выстраивал все эти годы.



Но это не значит, что я сдамся. Я просто уступлю. Осознаю, что просто больше не могу его отталкивать.



Моё тело яростно сражается с моей головой. Я хватаюсь за него так крепко, но мой мозг срывается с места быстрее, чем что-либо. Он рассылает предупреждение - ОПАСНО, ОПАСНО - но моё тело просто говорит: "Нахуй это". Так что я так и поступаю. Я просто посылаю разум и отдаю полностью себя ему.



Джерард обхватывает меня за талию, пока его губы движутся на моих. Он проводит руками по моим бокам, пытаясь утихомирить то землетрясение, что разрывает моё тело.



– Я знаю, как это для тебя тяжело, Фрэнки, – шепчет он, кладя голову мне на плечо, – но я хочу, чтобы ты доверял мне. Пожалуйста.



Может быть, это было его последнее, умоляющее "пожалуйста". Может быть, это был его взгляд, отказывающийся отпускать меня. Но я делаю это. Я сдаюсь и отдаю ему всё своё доверие. Я позволяю ему поцелуями прекратить мою внутреннюю войну. Я позволяю ему спасти меня от утопления. Я позволяю ему вытащить меня на поверхность, где всё скрыто под слоем чистого белого снега. И я уже не боюсь падать.



– Я люблю тебя.


Проснись

– Я люблю тебя.



Я люблю тебя.



Я люблю тебя.



Я люблю тебя.



Слова отдаются эхом в небольшом пространстве его автомобиля. Они так чертовски громко звучат в моих ушах, ревут и ударяют по моему мозгу. Как грёбаный звонок будильника.



Проснись, блять, Фрэнки! Ты только что сказал мальчику, что любишь его!



Срань господня.



На лице Джерарда застыло что-то между ухмылкой и взглядом, полным шока. Ну да, это почти достаточно смешно, чтобы посмеяться, не считая того, что в том, что я сказал, нет ничего смешного. В том, что я только что сказал. Я тупица или как? Вот мы, разделяющие идеальный момент в его машине, и я должен был ляпнуть это весомое признание. Ляпнуть, когда он ведёт себя так чертовски хорошо по отношению ко мне.



– О, Боже, – бормочу я, чувствуя себя так, будто меня сейчас вырвет, моё лицо начинает гореть, а живот делает сальто назад. Бабочки внутри бушуют. – О, Боже, – повторяю я, с трудом поднимаясь с его колен и возвращаясь на своё место. Мои руки так сильно дрожат, что я даже не могу открыть эту грёбаную дверь.



Он просто сидит в своём кресле, довольная ухмылка украшает его лицо. Господи, он выглядит таким самодовольным. Действительно, почему бы и нет? Он же грёбаный Джерард Уэй, и парень, которому я только что признался... признался, что люблю его. Когда мне, наконец, удаётся открыть дверь, я практически выпадаю на тротуар. Я кое-как восстанавливаю равновесие, держась за верхнюю часть двери. Думаю, мне просто нужно убраться отсюда. Любой повод, чтобы уйти.



Офис мамы не так уж и далеко. Я вижу его отсюда. Я пойду пешком.



Так что я начинаю идти в том направлении. Ну, на самом деле больше бежать. Да, ладно, я бегу. И на самом деле не к офису, но примерно в том направлении. Я слышу, как хлопает дверь автомобиля и звук шагов по заснеженному тротуару позади себя, но я просто бегу, не поднимая глаз.



– Фрэнки, чёрт побери, остановись, – зовёт Джерард.



Я бегу вслепую, и люди сворачивают, чтобы не натолкнуться на меня. Всё, о чём я могу думать, – я всё испортил. Я, блять, взял всё, что у нас было, и просто разрушил. О чем я вообще думал?



Перейти на страницу:

Похожие книги

Наводнение
Наводнение

Роман «Наводнение» – остросюжетное повествование, действие которого разворачивается в Эль-Параисо, маленьком латиноамериканском государстве. В этой стране живет главный герой романа – Луис Каррера, живет мирно и счастливо, пока вдруг его не начинают преследовать совершенно неизвестные ему люди. Луис поневоле вступает в борьбу с ними и с ужасом узнает, что они – профессиональные преступники, «кокаиновые гангстеры», по ошибке принявшие его за своего конкурента…Герои произведения не согласны принять мир, в котором главной формой отношений между людьми является насилие. Они стоят на позициях действенного гуманизма, пытаются найти свой путь в этом мире.

Alison Skaling , Евгений Замятин , Сергей Александрович Высоцкий , Сергей Высоцкий , Сергей Хелемендик , Элина Скорынина

Фантастика / Приключения / Детективы / Драматургия / Современная проза / Прочие приключения
Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия