Anorex-a-Gogo (СИ)

Я как будто открываю глаза в самый первый раз. Мои веки открываются, и я сосредотачиваюсь на Джерарде. На мгновение я задумываюсь, вдруг я всё ещё в Другом Месте, мёртвый, и он тоже может быть мёртв, а всё вокруг – ослепительно-белое. Но это выглядит как обычная больничная палата, наполненная звуковыми сигналами приборов и капельницы, сильным запахом лекарств. Стены светло-зелёного , обои с цветами.

Я как будто под наркотиками. Хотя, конечно, так и есть. Они вкололи мне морфин, мне трудно держать глаза открытыми, и левая сторона тела словно исчезла. В моей голове беспорядок, мысли затуманены и путаются. Язык сухой и тяжёлый, будто прилипший к нёбу. Я невольно дёргаю своей рукой, на которой покоится его голова. Думаю, моё тело, наконец, возвращается к жизни. Джерард рывком поднимается вверх, его глаза выглядят дикими под тяжёлыми веками.

Я как будто возвращаюсь домой. Он не верит своим глазам. Я моргаю, пока он смотрит на меня. А потом его руки на моём лице, обнаруживающие все повреждения и линии. Его глаза не отрываются от моих собственных, погружаясь глубже, чем когда-либо раньше. И наконец, наконец, его губы на моих собственных, движущиеся так заботливо и мягко. Думаю, что тот, кто придумал эту идею - прижиматься своими губами к губам другого и чувствовать такое блаженство, был чистым гением. Он целует меня так мягко, его губы просто порхают на моих.

– Спасибо, спасибо тебе, – выдыхает Джерард на мою щёку, когда падает на колени у кровати, утыкаясь лицом мне в шею. Я не уверен, кого он благодарит, меня или какого-то бога, но это не имеет значения.

– О чём ты думал, когда так выпрыгнул передо мной? – спрашивает он. Действительно интересно. Потому что он был полностью готов принять этот удар на себя, а я просто решил сделать это за него.

Мои первые слова получаются вялыми от тех препаратов, которые они вводили в мои вены кто знает, как долго. Я сглатываю, и моё горло жжёт.

– Я, эм, не знал, что у него был нож, – признаюсь я. Не время для того, чтобы притворяться каким-нибудь благородным героем. Мы оба знаем, насколько глупо было выпрыгнуть перед этим карманным ножиком. Это как пытаться увернуться от пули.

– Пэнси, ты идиот, – говорит он, но с облегчением, потому что он не собирается на самом деле меня ругать. Вместо этого он оставляет несколько поцелуев на моей шее, пока мои пальцы вплетаются в его волосы.

Я смотрю на повязку, наложенную вокруг моего торса, и снова сгораю от стыда за жестокое обращение со своим телом. Я стараюсь выкинуть всё это из головы как можно быстрее, немного приподнимаясь. Я ожидаю увидеть пятна засохшей крови, как во времена Второй мировой, но всё, что я вижу – чистая белая повязка. С крошечным пятном крови.

– Им удалось хорошенько тебя залатать, да? – спрашивает он. Теперь, когда первоначальное беспокойство и благодарность прошли, Джерард улыбается. Его лицо светится.

– Я не умер, – бормочу я, почти что в неверии.

Его улыбка подрагивает.

– Нет. Но чёрт, Фрэнк, я не хочу, чтобы ты снова был так близок к этому.

И он рассказывает мне, что произошло. Как он понял, что я принял удар в живот. Как он позаботился об Оуэне (и здесь он был очень неопределённым). Как моя мать проснулась из-за всего этого шума. Как она пришла в комнату, пока Оуэн истерически смеялся, а Джерард прижимал моё замершее окровавленное тело к груди. Как она вызвала полицию и скорую. Как Оуэн не переставал смеяться, даже когда на него надели наручники и затолкали в полицейскую машину.

Когда я узнаю эти недостающие части истории, в моём мозгу мелькают случайные проблески. Мигание синих и красных огней. Звук сирены. Рваные рыдания Джерарда. Крик моей матери. Истерика Оуэна. Но в основном, это просто тьма. Чёрная дыра, на месте которой должны быть воспоминания, кроме того, как я умираю.

Он рассказывает мне всё. Я хочу рассказать ему столько всего, каждое слово, пока моё горло не пересохнет, а язык не отвалится. Я хочу рассказать ему о Другом Месте и о вещах, которые я видел. Я хочу рассказать ему, что у нас всё ещё есть надежда. Но я так чертовски слаб, что не думаю, что способен на большее, чем просто кивать головой. И даже это для меня тяжело.

Кажется, Джерард понимает это, хоть я ничего ему и не говорю. Как будто он может читать мои мысли.

– Не разговаривай, ладно? – шепчет он, когда я пытаюсь. – Просто отдыхай.

Я делаю ещё один шаг вперёд. Шаг ближе к тому, что всё будет хорошо, и шаг дальше от этого кошмара, который пытался нас разрушить.

– Любовь может спасти нас, – шепчу я.

Он замирает, когда мои глаза снова закрываются. На его лице самое странное выражение, и я смотрю на него через ресницы. Он откидывается на спинку стула и просто смотрит на меня несколько долгих секунд. Затем протягивает руку, убирает волосы с моего лица и улыбается.

– Я верю тебе, – выдыхает он.

***

Они говорят мне, что выпишут до Рождества.

И на следующий день, в понедельник после обеда, они отправляют меня домой со строгими правилами.

Никаких дополнительных нагрузок.