Анти-Ахматова

Несколько лет тому назад Анна Евгеньевна уехала с Ириной на Кавказ и не вернулась к началу занятий. «Из школы пришла грозная повестка. Николай Николаевич попросил меня пойти туда, поговорить. Я пошла. Вижу: «Учительская». Вхожу — там какая-то женщина. Протягиваю повестку ей. Она налилась красной кровью, даже похорошела. «Вы понимаете, что ей грозит исключение?» Она ждала просьбы. А я вдруг как заору: «Ну и валите! Исключайте! Мне-то что! Мне наплевать. Я просто соседка по квартире». (Анна Андреевна произнесла эти слова, столь необычные в ее устах, несколько раз — «валите! мне наплевать!» — видимо, радуясь их грубости.) Она как-то вся обмякла и сразу смолкла.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 115

А поговорить в более интеллигентном ключе — пусть с напором, умея постоять за себя, но — сохраняя достоинство? Нет, в Одессе это было бы непонято.

«Приезжала ко мне директорша Гослитиздата. По-моему, стерва». Я громко рассмеялась. Я очень люблю слушать такие слова из ее уст.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 68

А «фуй, какой морд»? Но лучше всегда с эротическим подтекстом — еще смешнее. На самом деле смешно не то, что из «ее уст», настроенных на совсем другой лад — изысканный, величественный, утонченный, а то, что «они» (ее уста) готовы вот-вот перейти на сниженную лексику, перейти не насовсем, а отпустить тщательно отмеренную дозу. Вот этого — ждут, вот это — очень любят. Попробуйте представить себе, что кого-то называет «стервой» Толстой. Вы не находились в сладком ожидании — вам и не смешно. А если скажет так шутник Чехов? Вы рассмеетесь? Ну, простонародное грубое слово — дальше-то что? Мы будем ждать юмора. Его — дождемся. «Стервы» — нет. Но это не моя цель — называть Анну Ахматову в ряду таких имен. Ее здесь не стояло.

«Да, да, не смейтесь, стерва. Я ей говорю: «Стихи мои уже отданы в «Издательство писателей». А она: «Это не беда, лишь бы материал был другой». Какой же это материал, Господи!

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 68

Действительно, это же — Дар небес!

Бродский: Люди, мало с ней знакомые, привыкли думать об Ахматовой, как о царственной даме, которая говорила на языке Смольного института. В то время как Ахматова обожала все эти, как говорится, «выражансы»: «вас тут не стояло», «маразм крепчал».

Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 271.

Бродский впадает в несвойственный ему тон приблизительности: почему обожала? что тут обожать? что хорошего в пристрастии к таким выражениям? Бродскому ли употреблять жеманное слово «выражансы»? почему непременно надо разочаровывать малознакомых с ней людей, привыкших к тому, к чему она их сама приучила?

Возможно, это прорывалась усвоенная ею в детстве и юности несдержанность и даже демонстративность реакции, свойственные той южнорусской, особенно одесской, среде, в которой она жила.

В письмах — образчики тогдашнего разговорного стиля: «Не бойтесь, я не зажилю», «Я пускаюсь на аферу», «Фуй, какой морд», «Сначала уроки, випить потом».

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 57

Да, не по-бальному.

Юная стеснительная девушка, дочь Натальи Роскиной, навещает по поручению матери Ахматову в Комарове. Подходит к крыльцу дачи, и хозяйка замечает гостью.

«О, кого мы имеем!» — произнес удивительный голос.