Когда же стало ясно, что Геннадий Андреевич не может провести свою линию, объявляется перерыв, а во время его буквально все члены Президиума, что голосовали за сохранение Селезнева как политика, по одному вызываются в кабинет Зюганова и через какое-то время выходят оттуда. Мы за всем этим наблюдаем. Перерыв длился часа полтора-два, пока всех по одному не пригласили в кабинет. Наконец, Президиум собирается опять, и снова начинает обсуждаться тот же вопрос, хотя голосование по нему уже состоялось. И вот тогда смотрю — один начинает сомневаться, по-другому себя вести, за ним — второй, третий, четвертый... В конце концов, ни у кого не хватает смелости после того, как недавно все обсудили, как высказался каждый член Президиума, а потом приняли решение большинством голосов, снова ставить вопрос на голосование. Деликатно говорят: сегодня не будем принимать решение, обсудим завтра.
Назавтра никого не ставят в известность, где будет проводиться Президиум. Собираются уже келейно, только члены Президиума, и перевесом в один или два голоса принимают решение: Зюганов Геннадий Андреевич должен сохраниться и как председатель ЦК КПРФ, и как лидер фракции. А Геннадий Николаевич Селезнев должен уйти в никуда, в небытие. И теперь если кто и виноват в создании партии «Возрождение России», так это Президиум ЦК КПРФ. Они сами подвигли Геннадия Николаевича к тому, чтобы он это сделал. Я сейчас не берусь говорить о целесообразности создания этой партии. Но объективно: они сами к этому его подвигали. Вот и все.
25 мая 2002 года собрали Пленум ЦК КПРФ, потому что Геннадий Андреевич понимал: куй железо, пока оно горячо. Совесть моя чиста — я до пленума пришла к нему еще раз и сказала: «Я вижу, какие вы плетете интриги, Геннадий Андреевич. Дума проголосовала за то, чтобы я сохранила свой пост, она выразила мне доверие. Делайте со мной, что хотите, но я буду продолжать работать председателем Комитета. Поймете вы это — не поймете, но по-иному поступить не могу. Говорю вам это прямо в глаза, один на один». «Ну, хорошо, — сказал он, — только ты не горячись, только ты не горячись!»
На пленуме все «мизансцены» были заранее срежиссированы. А сценарий был таким: сначала дают слово нам, а потом нас начинают бить все эти холуи. Но я настояла на обратном порядке: сначала выступят все желающие, а уже потом дадут слово нам. Практически пленум раскололся, голоса разделились: одна половина за то, чтобы мы сохранили посты и продолжали работать, другая половина — категорически против. Потом выступали мы, «без вины виноватые». Я сказала Геннадию Андреевичу все, что о нем думала, в глаза, при всех: «В 91-м году, когда меня распинали на всех крестах, и в 93-м, когда меня расстреливали, я даже в страшном сне не могла увидеть, что меня, которая стояла у истоков партии и прошла такой страшный политический путь, вы будете исключать из партии. Делайте так, как считаете нужным. А я служила и буду служить России».
А потом я сказала то, что уже говорила вам: «Геннадий Андреевич, самая главная трагедия заключается в том, что и мне, и другим непонятно, кому же вы служите. Потому что именно вы сегодня выгодны Кремлю, потому что вам не видать президентства, как своих собственных ушей, никогда. Это устраивает Кремль, почему-то, может быть, устраивает и вас, но совсем не устраивает Россию. А почему это устраивает вас, можно только догадываться. Величие Сталина заключалось в том, что он собирал вокруг себя ярких людей, умел руководить людьми, и они высоко доверяли ему. Ничтожество Горбачева заключалось в том, что он собрал вокруг себя холуев, и в результате камня от камня не осталось от государства и от партии. Вы повторяете его путь. Я вам не доверяю, с вами в разведку идти нельзя. Когда вы предадите, в какой момент, можно только представить себе. Поступайте, как вам подсказывает ваша совесть, но я вам, стоя на этой трибуне, говорю: это начало вашего конца. И худшие времена у вас еще впереди». Сказала и ушла.
Очень хорошо выступили Селезнев, Губенко, а потом пленум принял решение исключить меня, Губенко и Селезнева из партии. Зоркальцева, Никитина и Севастьянова Виталия Ивановича как бы пощадили, хотя все были в равном положении.
— А их оставили на постах?
— Оставили. Они не покинули своих постов и остались членами партии.
— Поразительно! Где логика? Было бы логично, если бы исключили всех. Но почему Президиум и пленум не требовали сложения полномочий от Зоркальцева, Никтина и Севастьянова? Это же двойной стандарт либо откровенное фарисейство!