Анти-Зюгинг

— Я бы сказала: сумасбродные труды, по-другому не назовешь. Выступление было соответственное. Вот так, на эмоциях, бегом принималось это решение.

— Но вас тогда еще не исключили?

— Нет. После этого я пришла к Геннадию Андреевичу — это было в конце апреля 2002 года — и сказала: «Геннадий Андреевич, не рубите с плеча.. Сейчас у нас время для поездки в округа. Давайте разъедемся, остынем, повстречаемся с избирателями, с партийными органами, побеседуем, посоветуемся. Нельзя такие вопросы решать с кондачка. Мы сами отказываемся от возможности влиять на принимаемые решения. Где логика? Скажите, для чего это делаете? Потому что вас обидели? Я не для того боролась за власть, чтобы с легкостью ее отдать. Меня, как вы знаете, за власть расстреливали, и я никому добровольно ее не отдавала и от избирателей этого не скрываю. Они мне аплодировали, когда я сказала: «Я власть добровольно отдавать не буду!» Во имя чего вы это делаете?» «Ну, хорошо, Светлана Петровна, не будем горячиться, давайте поедем», — сказал Зюганов.

И мы поехали в регионы. Я побывала на пленуме крайкома КПРФ — он принял решение, чтобы я сохранила свой пост. Я встречалась с коммунистами Уссурийской городской организации, проехала весь округ, и всюду избиратели говорили: «Мы вам доверяем. Не вздумайте по каким-то надуманным основаниям оставлять пост председателя Комитета Государственной Думы». Я вернулась в Москву с решением краевого комитета КПРФ, с мнением своих избирателей, женских организаций, которые приходили ко мне и говорили: «Светлана Петровна, если вы оставите этот пост, то мы вас просто будем презирать. Во имя чего и для чего?»

И снова я пришла к Зюганову и сказала: «Если раньше у меня еще были какие-то сомнения, то теперь сомнений нет. Я власть добровольно отдавать не буду. Как хотите, так со мной и поступайте. Меня мои избиратели на это не уполномочивали, и в этой ситуации для меня интересы России дороже, чем интересы партии». Я настаивала на том, чтобы собрали Президиум ЦК еще раз, выслушали всех председателей, которые в этой ситуации должны были оставить посты.

Собрали Президиум, и я еще раз убедилась в том, что была права в его оценке. Сидят заевшиеся князьки, которые уже давным-давно по одномандатным округам не ходят, оторвались от людей, хорошо устроились у этой кормушки. И вот один за другим: «Воля партии превыше всего».

— Но разве это воля партии? Это их воля!

— Совершенно верно! Это их воля. Я им сказала: «Что хотите со мной делайте, но если Дума доверит мне этот пост, я продолжу работу. Мне нужно довести до конца закон против растления детей, который мне оставил Анатолий Иванович Лукьянов. Я веду его с таким трудом, мне каждый день угрожают расправой, но довести его надо. Мне надо довести до ума общественную Молодежную палату в Государственной Думе. Все знают, что я член КПРФ, разве это плохо, если под эгидой партийного комитета будет создана Молодежная палата? И мы создали ее, она работает, молодежь съезжается со всей России. В ноябре проводим заседание. Разве это плохо?» Еще ряд аргументов им привела. Настрой Президиума был жесткий: решение пленума незыблемо, пересмотра не будет.

Я снова пришла к Зюганову. «Геннадий Андреевич, никто не скажет вам того, что скажу я. Вам на следующие президентские выборы ходить уже нельзя. Самое страшное — что вас уже и губернаторы не воспринимают, вы успели перессориться и с ними, Геннадия Николаевича Селезнева надо сохранить, нельзя допустить, чтобы он стал просто депутатом Государственной Думы. С какой стати партия должна так относиться к кадрам, которые она столько лет пестовала и взращивала? Этого делать нельзя. Пусть он хотя бы останется лидером фракции, а вы тогда уйдите с этого поста, останьтесь только лидером партии и НПСР. А его мы должны сохранить как политика и держать в политической обойме». «Вы так думаете?» — спросил Зюганов. «Да, я так думаю», — ответила я и привела аргументы. «Хорошо, я подумаю», — сказал он.

Через день-другой собирается Президиум. Я не член Президиума, но член ЦК, иду туда, и вот там разворачивается такая картина, после которой я неделю пила валокордин. Там передо мной предстал уже совершенно другой Геннадий Андреевич Зюганов — представитель той старой партийной элиты, которую я ненавидела и которая погубила все. Идет заседание Президиума, и, к удивлению, более половины его членов склоняется к тому, что Геннадий Николаевич Селезнев должен сохранить пост председателя Государственной Думы, либо стать лидером фракции. Геннадий Андреевич должен остаться лидером партии, но место руководителя фракции должен отдать Селезневу. И за это высказывается более половины даже того Президиума, то есть даже там здравый смысл в какой-то степени присутствовал.