Там, где блаженствуешь ты, прохлаждаешься, Цинтия, — в Байах[871], —Где Геркулеса тропа вдоль по прибрежью бежит,Там, где любуешься ты на простор, подвластный феспротам[872],Или на синюю зыбь у знаменитых Мизен[873], —Там вспоминаешь ли ты обо мне в одинокие ночи?Для отдаленной любви есть ли местечко в душе?Или какой-нибудь враг, огнем пылая притворным,Отнял, быть может, тебя у песнопений моих?Если бы в утлом челне, доверенном маленьким веслам,Воды Лукрина[874] могли дольше тебя удержать!Если б могли не пустить стесненные воды Тевфранта[875],Гладь, по которой легко, руку меняя, грести…Лишь бы не слушала ты обольстительный шепот другого,Лежа в истоме, в тиши, на опустевшем песке!Только лишь страх отойдет, — и неверная женщина тотчасНам изменяет, забыв общих обоим богов.Нет, до меня не дошло никаких подозрительных слухов…Только… ты там, а я здесь… вот и боишься всего.О, не сердись, если я поневоле тебе доставляюЭтим посланием грусть… Но виновата — боязнь.Оберегаю тебя прилежней матери нежной.Мне ли, скажи, дорожить жизнью моей без тебя?Цинтия, ты мне и дом, и мать с отцом заменила,Радость одна для меня — ежеминутная — ты!Если к друзьям прихожу веселый или, напротив,Грустный, — «Причина одна: Цинтия!» — им говорю.Словом, как можно скорей, покидай развращенные Байи, —Много разрывов уже вызвали их берега,Ах, берега их всегда во вражде с целомудрием женским…Сгиньте вы с морем своим, Байи, погибель любви!