Античная лирика

Будем, Родопа, мы красть поцелуи и милую сердцу,
Но возбранённую нам службу Киприде скрывать.
Сладко, таясь, избегать сторожей неусыпного взгляда;
Ласки запретной любви слаще дозволенных ласк.

"Слово "прости" тебе молвить хотел я..."

Слово "прости" тебе молвить хотел я. Но с уст не слетевший
Звук задержал я в груди и остаюсь у тебя
Снова, по-прежнему твой, — потому что разлука с тобою
Мне тяжела и страшна, как ахеронская ночь.
С светом дневным я сравнил бы тебя. Свет, однако, безгласен,
Ты же ещё и мой слух радуешь речью живой,
Более сладкой, чем пенье сирен; этой речью одною
Держатся в сердце моём все упованья мои.

"Сеткой ли волосы стянешь..."

Сеткой ли волосы стянешь — и я уже таю от страсти:
Вижу я Реи самой башней увенчанный лик.
Голову ль вовсе открытой оставишь — от золота прядей,
Вся растопясь, из груди вылиться хочет душа.
Белый покров ли себе на упавшие кудри накинешь —
Пламя сильнейшее вновь сердце объемлет моё...
Три этих вида различных с триадой харит неразлучны;
Каждый из них на меня льёт свой особый огонь.

"Кто был однажды укушен собакою бешеной..."

Кто был однажды укушен собакою бешеной, всюду
Видит потом, говорят, призрак звериный в воде.
Бешеный также, быть может, Эрот мне свой зуб ядовитый
В сердце вонзил и мою душу недугам обрёк.
Только твой образ любимый повсюду мне чудится —
в море,
В заводи каждой реки, в каждом бокале вина.

"Больше пугать не должны никого уже стрелы Эрота..."

Больше пугать не должны никого уже стрелы Эрота;
Он, неудержный, в меня выпустил весь свой колчан.
Пусть не боится никто посещенья крылатого бога!
Как он ступил мне на грудь маленькой ножкой своей,
Так и засел в моём сердце с тех пор неподвижно
и прочно —
С места нейдёт и себе крылышки даже остриг.

"Видел я мучимых страстью..."