Античность: история и культура

Если бы мог я не жить с поколением пятого века!
Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться.
Землю теперь населяют железные люди. Не будет
Им передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя.

Взгляд Гесиода на будущее людей железного века всецело пессимистичен, и сразу же за рассказом о железном веке следует басня о соловье и ястребе с ее моралью: с сильным не тягайся.

В другой своей поэме, «Теогония» («Происхождение богов»), Гесиод пытается осмыслить судьбу мира как преодоление хаоса и неподвижности. В схеме Гесиода это рисуется так: сначала зародился Хаос, а за ним «широкогрудая Гея» (Земля), Тартар (глубочайшие недра земли), затем Эрос (олицетворение любви) и его порождения Мрак и Ночь. От их соединения появились Свет, Эфир и День. Земля сама из себя произвела Небо, Горы и «бесплодное море», а потом, соединившись с мужским началом, Небом, родила Титанов, которых сменили Боги.

Ученые выяснили, что этой схеме происхождения мира Гесиод был обязан восточным мифам, как правило, неизвестным Гомеру. У Гомера боги предстают в виде отдельных существ, а не как ступень последовательного развития мира. Боги Гесиода отделены от людей, почти не общаются с ними и лишены их пороков. Иногда Гесиод упоминает и героев как участников походов против Фив или Трои, но лишь для того, чтобы напомнить, что они погибли ужасной смертью на «злой войне». Войну Гесиод не одобряет, видя в ней наказание, посланное людям богами, результат козней богини раздора Эриды.

Подражатели. На Гомере и его сопернике Гесиоде эпос не обрывается, несмотря на то, что новые времена были далеко не эпическими. У гениев всегда бывают подражатели. Подражателей Гомера, его эпигонов называли кикликами (от «киклос», или «цикл» – круг), потому что они, дополняя Гомера, а затем и друг друга, очертили в своих поэмах весь круг мифологии. Троянской войне, из которой Гомер выбрал «гнев Ахилла» и странствия Одиссея, были посвящены киклические поэмы «Киприя», «Эфиопида» и «Разрушение Илиона». Мифы фиванского цикла разрабатывались в «Эдиподии», «Фиваиде», «Эпигонах». Существовали поэмы, посвященные легендарной истории отдельных городов и героев. Все киклические поэмы были написаны гекзаметром, сохранили гомеровские приемы описания и компановки образов, но не отличались особыми художественными достоинствами.

Подражания Гомеру настолько навязли у всех в зубах, что не обошлось без пародии на его поэмы. Пародия «Война лягушек и мышей», появившаяся на рубеже VI и V вв. до н. э., высмеивала гомеровский пафос, гомеровские литературные приемы. Царь необозримого лягушачьего племени Вздуломорд вызвался перевезти на своей могучей спине мышонка Крохобора, но в страхе перед невесть откуда появившейся змеей нырнул на дно вместе с беспомощной ношей. Мстя за погубленного, мыши ополчились и объявили земноводным войну, которая описана в героических тонах и с гомеровской доскональностью. Готовясь к сражению, отважные герои похваляются родословной перед выстроившимися мышами и лягушками. Погибших оплакивают и погребают. За битвой наблюдают с Олимпа боги.

В русле подражаний Гомеру находятся и гимны богам, самые крупные и древние из которых называются «гомеровскими».

Прекрасен созданный в «Гимне Деметре» (VII в.) образ страдающей Богини-Матери, дарующей людям, которые оказали ей поддержку, культуру хлебопашества и учреждающей Элевсинские мистерии.

Человек, поющий о любви и ненависти. За эпосом из существовавших с давних времен трудовых, застольных, свадебных песен стала развиваться лирическая поэзия. Для нас греческая лирика VII–VI вв. до н. э. – это груда обломков, извлеченных в виде цитат из античной прозы, и истлевших папирусных свитков – из мусорных куч Египта. Но каждый из этих обломков является как бы фрагментом расписной керамики тех столетий, сверкнувшим сквозь пыль, поднятую лопатой археолога. Цельное или почти цельное стихотворение – большая редкость. Как ни верти отдельные обломки, они не прикладываются друг к другу. Но даже в нескольких строках проглядывает художественное открытие мира чувств, неведомого великому Гомеру. Гомер говорит полным голосом, почти кричит, а лирическому поэту доступна вся радуга человеческих чувств, все тона и полутона, и даже шепот.

Неведомый мир чувств, открытый лирическими поэтами для античной, а вслед за нею и европейской поэзии, был также и миром новых ритмов и поэтических размеров. Ибо не подходил строгий и мерный гекзаметр ни для невнятного любовного шепота, ни для страстной ворожбы, ни для яростного вопля обманутой любви.

Поэт VII в. до н. э. Архилох нашел такие слова для передачи чувств к своей невесте Необуле:

От страсти обезжизневший,
Жалкий, лежу я, и волей богов несказанные муки
Насквозь пронзают кости мне…