Вот цепь, вот пила, пришло время освобождать,
Ведь легенды круглого стола не просто пища для сна.
И никакой ты не консервант, если можешь гулко дышать,
Жизнь готовит сильный удар, так ты научись отвечать.
–
Это история, когда торфяной человек встал, хотя много лет пролежал,
Он просто не знал, что черепаху невозможно догнать.
В этой дистанции шарм, разотри каждый шрам,
И заостри очертания клинка, ведь мы идём воскресать!
Мантра психокинеза
Это мантра, братка; душа ушла в пятки? Давай помечтаем!
Иль тебе допамина мало? Если что, то поможет лекарство.
У нас тут своя пьянка, кинем в экран сноп заклинаний,
Я не сноб, а мечтатель, мне по душе руны разных магий.
–
Это мантра, братка; душа выходит из пяток, тебя ожидают богатства,
Улыбка Бога и приятная радость, но осторожней со сладостями.
И ты порхаешь, как бабочка, смотря на Мир внимательно,
Вот же чудная мозаика, тебя радуют оттенки радуги.
–
Это психокинез, только ты не считай, что я балбес,
В меня не вселялся бес, просто у меня свой интерес.
Желаю без тромбов вен, пусть в ритме танцует сердце,
Нас музыка Мира греет, позволяя становиться мудрее.
–
Это мантра, братка; мужчина или дама, не так важно,
Будем же с тобой отважны, а наш разум будет непредвзятым.
У тебя в палитре яркие краски, давай рисовать счастьем,
Пусть из жизни уходят ненастья, пущай дружат и разные страны.
–
Это мантра, братка; Мир кажется странным, но ты же прекрасен,
Начни изучать его страстно, грузи программы в свой разум.
Вселенную окинем взглядом, приблизившись к главной Тайне,
Сил в этом танце, а я завершаю мантру, но как-нибудь возвращайся!
Как же вы опоздали
Ребята, как рассказать об этом? О такой жести не расскажут газеты,
Подобное не светится в новостных сюжетах, все как будто ослепли.
Сосут кровь, как слепни, в этом нет и ни капельки Света,
Это скотство и мерзость, тропинка скользкая – можно отъехать.
–
Но ты готов, да? Сейчас-сейчас, я устрою тебя форсаж,
Присаживайся, глаза закрывай, расскажу тебе, как погиб Сатана.
Ой-ой, не делай такой оскал, убили вот старика,
Не пулю послав, не обнажая кинжал, люд просто его отпинал.
–
Я видел это, пацан, как Сатана на обочине подыхал,
Кровь смешалась со смрадом канав, как свинья он визжал.
На него навалилась толпа, обвиняя в своих грехах,
А он, слепой старикан, только плакал, о пощаде моля.
–
Что сидишь ты такой кислый? Почему Зло не оставило Мира?
Да потому, что вы – кретины, взгляните ж на всю картину.
Войны, слюни и крики битвы – это ваше, это вы сотворили,
А старикан лишь с Богом бранился, намереваясь и дальше жить тихо.
–
Сколько ярости, сколько фальши – бьют слепого, в кусты его тащат,
За каждый грех на него харкают, так ничего и не понимая.
Был Сатана, что рядом лежал, но это ты его бил, ты и кричал,
И только Адам прекратил этот срам, показав, что Зло – это ты сам.
В жутко громком и запредельно близком
Верно верю, телепатия есть; временами вирален и смех,
Писатель тоже пронзает людей, касаясь буквами их сердец.
Порой думаю, что душою слеп, есть ли в культуре какой дефект?
Интересен духовный рентген; пусть иллюзии тают, как снег.
–
Не так сложен данный эффект, нам нужна лишь помощь друзей,
Выручил виртуозно слепец, мы загрузились в рисованья процесс.
Повязку плавно на очи надел, вручая слепцу перст,
А рисовать ровно начали вместе, обсуждая очертания церкви.
–
Изображали высокий собор, над бумагой витала ладонь,
Мне казалось, вижу душой, грани Мира обращались в ноль.
Будто падал в глубокий колодец, растворяясь в движениях ровных,
Не видел их, но шептали сотни, с Миром общаемся нотами.
–
На рисунке проявлялся собор, затмевая собою всю скорбь,
Пролетал сквозь чуму и корь, слыхал Шекспира, видал Мадонну.
Мне Мир показался огромным, хоть его и не видел толком,
Бог не зря известный художник, краски служат нам телепортом.
–
Собор проявлялся на свете, сам будто растворился в детстве,
Мыслил слишком простецки, с искусством уже не ослепнешь.
Падал в бездну, по стенкам блики, со мной падали вместе книги,
В этом теперь растворился: в жутко громком и запредельно близком.
Мы стоим на Занзибаре
Они стояли там, на Занзибаре, краснелись, щёки целовали,
Вокруг плыли лишь старо-хибары, там не слышен хруст мяса.
И почему же все пляшут? Смотрю, оставлена пашня,
От них несёт чем-то квашеным, но нет гнили, нет и усталости.
–
Им лопасти Кукурузника рубят капусту, ей набивают пузо,
После идут и танцуют, что же в их головах-дуплах?
Я антрополог или трутень? Не очень понятен этос их улиц,
А вы то чего надулись? Мы тут ради бабла и науки.
–
Казалось, что наложил на себя руки, проглотив все таблетки подруги,
Потом зырю – коробки и стулья, будто на помойке очнулся.
А это Занзибар – какая же глупость! Может сюда отправляются души?
Дублин бы или Шотландии ласку, а очнулся в этой сточной канаве…
–
С тех пор исследую местных пьяниц, которые хмеля не знают,
Но что же они тогда потребляют? Их всегда наполняет радость.
Говорить невозможно – расколото сознание, от них не получишь признания,
Они гогочут, как наркоманы, в их глазах "созвездье Дурмана".
–