Антиэнтропия

Но пришло время – Занзибар отдаляется, вижу лоск капельницы,

И теперь остаётся маяться, это что – какие-то галлюцинации?

За таблетки уж не буду браться, вспоминая те дикие танцы,

Во снах мы так и стоим на Занзибаре, улыбаясь тем, кто знает.

Город Бога

Потерялись в мегаполисе, чувствуя, как накрывает меланхолия,

Алкоголики и ипохондрики, быть может, ни черта и не поняли.

В громоотвод теперь бьёт молния, мы силы исполнились,

Но кровь течёт и в дни тёплые, будто бы ранка лопнула.

–

Они закроют дверь и отключат свет, чтоб в темноте искать искры надежд,

Город Бога – место, где находят хлеб, там все близки, будто растёкся клей.

Кого-то в затхлом помещении объял бред, кто-то нахватался газет,

Со стороны кажется, ждут бед, их чёрствость сияет, как плешь.

–

Это мегаполис, это город Бога, религия лишь дряхлый провод,

Они сдадутся, дай только повод, ведь никто не знает, что можно с Любовью.

Огромный палисадник, где всё затхлое, какая нужна тут магия?

Нужда распирает гангстеров, опять кто-то преставится.

–

По их венам сангрия, их покидают знания, но нет здесь наставника,

Город скрипит, разлагается, мёртвые даже в садиках.

И нет, сие не апокалипсис, ибо в этом нет ни Бога, ни Дьявола,

Ведь тут каждый бандит отъявленный, фауна вся изъязвлена.

–

Небо окрасится в красное, призывая на помощь ядовитый дождь,

Я в порядке, не дрогнет моя жёсткая бровь, резво изменяю событий ход.

И город Бога болью не лопнет, ведь заполнит улицы нежность,

Любовь обрела своё место, а значит, впору тебе предложить Надежду.

Любовь не сгорает дотла

Животные мёрзли в песках, зрел, как город уходит в даль,

Очертания зданий покидали пляж, каждый домик погрязнет в волнах.

Человеку досталось сполна, ведь он ангелов нещадно пинал,

Теперь же скрючилась его спина, скорпионы не пожалеют жал.

–

Жаль, конечно, что конечна пробежка, ни к чему уже спешка,

Лучше тратить силы на нежность, лавируя меж памяти бренной.

А Свобода набрала веса, так думаю, что не справится сердце,

Пожар снова возьмётся за дело, разбрасывая денежный пепел.

–

В старом доме не видно порога, жильцы понатащили коробок,

Не хожу теперь походкой бодрой, тут какой-то лабиринт чудовищ.

Культура в полдень сгорела на площади, порадовав людское сборище,

Ей надоело выходить на поприще, слушая замечания пошлые.

–

Сам тоже пропал в старом домике, смотря на тучи из копоти,

Город пал, будто был фарфоровый, завещание не будет одобрено.

Справедливость уже похоронена, умерла от ранения колотого,

Просто так ударяют в колокол, надеясь, что огонь задобрится.

–

Мы сидели и тихо ели, за их памятью не видно двери,

Слышен звук пожарной сирены, огонь хочет отнять нашу Вечность.

Пью чай, а они горят, они зря поверили в хлам,

А на мне несгораемый плащ, ведь Любовь не сгорает дотла.

Ангел-почтальон

Служу верно, но обычный почтальон, потупите свой холодный взор,

Мне бы счастья нащупать узор, но концы рубятся топором.

Огласил клиент приговор, он хочет, чтоб далеко я пошёл,

И так каждый в меня плюёт, не понимая, что я тоже плоть.

–

Не судите меня, братки, от хваткого голода лижу конверты и марки,

И сравниваю их с грибами, что галлюцинации вызывают.

Пусть это всё не реально, меня пустыня уже сломала,

Брожу в комковатой грязи, смотря, как народ умирает.

–

Днём налижусь этих марок, а ночами смотрю на пары,

Вижу, как они ругаются, голубкам не дано разговаривать.

Город переворачивается, часами долгими торчу в прачечной,

Но отжимаю всё своими руками, ярко-красным пульсирует платье.

–

Подарил его одной даме, она давно так не улыбалась,

А потом след её потерялся, исчезли стрелки и с циферблата.

Под марками тускнеет город, он лопается, как сухая кожа,

От боли разбиваю стёкла, надеясь, что манекены дрогнут.

–

Ясным вечером доигрался, мне плохо стало от марок,

Понял, что отключаюсь, как же тогда испугался.

Мне казалось, что сделал выстрел, Бог зрел на меня с некой искрой,

"Не падай так больше низко, а то ангел не доставит посылку".

Пускай всё обратится пылью

Беги-беги, свинка, рано или поздно ножом доберусь до грудинки,

Ты пепел, а не отличник, посмотри на своё скорбное личико.

Ублюдка не спасёт наличка, тебя слёзы пропитают до нитки,

Дано знать про тебя – ты личинка, от твоих действий воняет гнилью.

–

Беги-беги, тварь, однажды станцую на глазных белках,

И никому не жаль дурака, телом молод, а в душе старикан.

Важен ты? Давай-ка, покажь; что создала твоя рука?

Это всё тупая брехня, свинка зря резво целит в века.

–

Беги-беги, жалкий баклан, об твою бошку разобью вот стакан,

Чтоб ты начал всё понимать – ты бездарность и червивая грязь.

Поэт? Творец? Мне плевать! О тебе люду не дано узнать,

Будешь в мусоре подыхать, не надеясь любовь обнять.

–

Беги-беги, жалкая нечисть, пара строчек и пачка рецензий,

Так и остался невидимкой мерзкой, память быстро о тебе померкнет.

Столько талантов на белом свете, а ты лишь мясо для стейка,

Сдохнет свинка в мокрой постели, свинке счастье уже и не светит.

–

Стою-стою, злобная рухлядь, никогда не опущу руки,

Меня не парят твои слухи, мне известно, что я тебя круче.

Борьба с Тьмой – моя стихия, не особо заботит гордыня,