Антигония. Роман

Промелькнула искра какого-то разногласия, более серьезного, чем невнятно выраженное Хэддлом желание обеспечить жену гидом или сопровождающим. Я заверил обоих, что готов на всё, а тем более в такой компании, уже сто лет, мол, не болтался по городу просто так, без цели.

Джон скользнул по мне ироничным взглядом, раздавил в пепельнице сигарету, сорвался с места и был таков. Силуэт его стал удаляться по улице Сен в направлении площади Одеона.

Старый знакомый, бывший журналист из парижского Фигаро, живший и работавший в Америке, горел желанием посодействовать ему в контактах с каким-то французским издателем. Поручение исходило от американского издателя Джона, как объяснила мне Анна, знакомый и назначил ему встречу, но не в «дыре», а в кафе-ресторане Липп на Сен-Жерменском бульваре.

— Куда ни приедем, он норовит от меня избавиться, — пожаловалась она и вопросительно взглянула на меня. — У меня глупая программа. Всем чего-то наобещала. Должна попасть в магазин, а потом в галерею, в районе Бобура… Я обещала купить две картины, друзьям, меня очень просили, — оправдывалась она. — Рядом с Люксембургским садом есть еще один магазин… Охота вам таскаться?

— В магазин так в магазин! — куражился я.

— Вообще я много хожу пешком, а вы?

Ее прямолинейность подкупала.

— Пешком будет непросто исходить весь город, ― предупредил я. ― Зря я на машине не приехал, Джон мог бы сказать.

— Есть еще одно но… Я подругу обещала взять с собой. За ней нужно зайти или заехать… Путаница какая-то получается, но мы так договорились… Она живет на Республике…

Распираемый оптимизмом, я был согласен ехать к площади Республики и, если бы в эту минуту меня позвали на штурм Бастилии, я наверное тоже не раздумывал бы долго.

— Джон долго скрывал от меня, что вы, как и я, русская, ― сказал я.

— От вас?! Постеснялся… Решил наверное, что, женившись на мне, украл у вас кусочек русского? ― отшутилась она. ― Он к вам очень привязан. Вы единственный, кто у него остался с тех времен, с Москвы…

Поскольку подруга жила возле площади Республики, а галерея, гвоздь программы, как я уже догадывался, находилась неподалеку от центра Помпиду, я предлагал, забрав подругу, ехать прямиком в галерею и только потом в район Оперы, в нужный ей магазин, ― такой маршрут был самым оптимальным. Анна во всем полагалась на меня.

Расплатившись за завтрак, мы вышли на улицу Мазарин, откуда было удобнее ехать в направлении Республики, и я остановил такси. Через четверть часа мы высадились на рю Беранже. Улица была мне знакома. В одном из зданий, по левой стороне, напротив редакции газеты «Либерасьон» жила моя приятельница Пенни, правда, дома у нее я так никогда и не побывал, обычно провожал ее до углового здания или высаживал из машины перед поворотом на ее улицу.

Знакомая Анны, за которой мы приехали, уроженка Вашингтона, жила с русским. Муж ее был художником, родом из Петербурга. Хозяин был в отъезде, поехал домой в Россию… Всё это Анна спокойно объясняла мне, пока мы поднимались по обшарпанным лестничным пролетам. Из-за бурных впечатлений, которые переполняли меня сегодня, мне даже в голову не пришло, что налицо было какое-то необычное нагромождение совпадений.

Поднявшись на последний этаж, мы позвонили в дверь. Послышалось шлепанье босых ног по полу. В следующий миг, как только дверь распахнулась, у меня у самого ноги едва не подкосились. Перед нами стояла… Пенни!

Растрепанная, непохожая на себя, она переводила озадаченный взгляд с лица Анны Хэддл на меня и делала вид, что видит меня впервые.

— Слишком рано? ― замешкалась Анна, что-то уловив в наших лицах. ― Вы знакомы?

— Да, бывают же совпадения… ― сказал я. ― То есть, нет.

— Однажды мы встречались… у знакомых, ― не моргнув глазом, выдала Пенни. ― Вы были в таком… в черненьком. ― Она обвела свой стройный силуэт выгнутой кистью. ― Хотя нет, это были не вы… Мой муж, он вчера уехал, он говорит, что все русские похожи друг на друга, как эфиопские негры. Если, конечно, хоть чуть-чуть в них разбираешься.

Я поймал на себе подбадривающий взгляд Анны. Более нелепой сцены я не смог бы вообразить при всем желании. Утешать себя оставалось тем, что дома не было мужа ― нелегкого нрава, как я был наслышан, неслучайно он нажил себе идиотскую кличку «Грош». Но что не лезло ни в какие ворота: до сих пор я был убежден, что муж Пенни ― француз, никак не русский. Она устроила надо мной какой-то немыслимый розыгрыш.

Воспользовавшись заминкой, Пенни провела нас в апартаменты, просторный салон с высоким, немного театральным занавесом вместо штор, и продолжала тараторить на своем ломаном русском языке. Судя по ее тону, с Анной они были накоротке. С трудом представляя себе, что будет дальше, я молниеносно решил принять всё как есть, положиться на волю обстоятельств, а главное — не дать Пенни повода отмочить что-нибудь из рук вон выходящее, это она умела как никто.